Книга Жребий праведных грешниц. Возвращение, страница 15 – Наталья Нестерова

К пятнадцати годам Василий вытянулся, но был худ и сутул, очки носил уже два года. От природы он получил прекрасное тело. Которое не знало физических нагрузок, спортивных тренировок. Фроловы не жаловали физкультуру. Единственное времяпровождение, не связанное с чтением и занятиями с репетиторами — воскресные прогулки к озерам. Красота природы, весенняя и осенняя, была потрясающей. Они гуляли и разговаривали на французском и немецком. Вася уже стал изучать английский, но Фроловы его не знали.

Василий никогда не задумывался над тем, чем вызвано участие Фроловых в его судьбе: удовлетворением родительской потребности, благородным желанием помочь способному ребенку или просто возможностью скрасить унылую жизнь, развлечься. Он не испытывал к ним душевной привязанности, да и благодарности. В нем рано проснулся эгоизм, свойственный ученым-фанатикам. Если им что-то надо, они берут, а чувства тех, у кого берут, значения не имеют.

В пятнадцать лет Вася окончил школу, просуществовал изолированно, как микроорганизм в колбе, его даже окрестные пацаны ни разу не побили. Получив аттестат, поехал в Москву поступать на физический факультет МГУ.

Столица ошеломила деревенского мальчика, однако не напугала, поставив перед ним городские задачи: как ездить на метро и в трамвае, как ориентироваться в хитросплетении улиц, переходить через них. Чтобы решить эти задачи, требовалось только понаблюдать за москвичами.

В приемной комиссии университета к Василию отнеслись настороженно: «только вундеркиндов из тмутаракани нам не хватало».

Он блестяще сдал вступительные экзамены, а про те задачи, что были предложены ему дополнительно, на засыпку написал: «Условия смысла не имеют» — и ниже, уравнениями в столбик, доказательства.

Поступив в МГУ, Вася жил в общежитии и был так же далек от интересов двадцатилетних однокурсников с их амурными похождениями, посещениями танцплощадок, ночными пирушками, как был далек в казахстанском городке от сверстников с их рыбалками и пацанским хулиганством. По учебе, по общему развитию он был среди первых, по возрасту — подростком пуританского воспитания.

Летом сорок первого Вася на каникулы приехал в Казахстан, к приемным родителям. Им не нравилось, что Вася ходит по «профессуре» — рассказывает о последних достижениях науки, раздает научные журналы. Это могло привлечь внимание органов. Фроловы боялись карательных органов панически. Васе на их страхи и предостережения было чихать. Тем особенным людям, которых он навещал, к породе которых сам, безусловно, относился, узнать про новый химический элемент гораздо важнее, чем дрова заготовить. Хотя без дров зимой будет кирдык.

Началась война и выяснилось, что реальной возможности в Москву вернуться у Василия нет. На запад один за другим шли эшелоны с военной техникой, солдатами срочной службы и призывниками. На редкие гражданские поезда достать билет немыслимо. Василий рассудил, что не так уж и существенно, где записываться в добровольцы, в Щучинске или в Москве.

Офицер в комиссариате не посмотрел на год рождения, обратил внимание на студенческий билет:

— Второй курс, значит полное среднее образование?

— Совершенно верно.

— Формируется группа для отправки на ускоренные курсы офицеров связи, туда тебя и направим.

Им обоим, Василию и Митяю, несказанно повезло. Если представить жизненную удачу как последовательное и растянутое во времени вручение неожиданных подарков, то им отсыпали все и сразу. Проще говоря, подарили жизнь. За подарки потом спросится, но это потом и у живых.

Василий не попал рядовым в необстрелянный полк, одна винтовка на троих, с колес эшелона — на передовую.

Митяй, который в августе, второй раз, пришел на призывной пункт, мог оказаться в народном ополчении, куда записывали всех подряд, а из вооружения — винтовки из городских тиров. Ленинград защищали грудью — в прямом смысле слова.

— Мне бы в танкисты или в летчики, — попросил Митяй.

— Возраст? — спросил офицер.

— На заводе работаю, и скоро у меня сын родится.

— Ишь ты, — усмехнулся офицер глупому ответу. В последние недели у него не было возможности шутить, смеяться или просто улыбаться, а тут верста коломенская в летчики желает. — Твоя башка, молодой отец, будет из танка торчать по самые грудя́, хоть они у тебя и не кормящие. Аналогично и с самолетом, ты в кабине и бубликом вряд ли поместишься. Анисимов! — позвал он рядового, дежурившего у двери. — Глянь, майор, что в артучилище набирал, еще не отбыл?

Майор не уехал и принял Митяя. Наверное, за то, что он с ходу перечислил свои спортивные достижения и еще добавил:

— А вообще-то я родом из Сибири.

Из-за волнения и страстного желания попасть на фронт Митяй изъяснялся как полуумок.

В отличие от других призывников, имевших рюкзаки или заплечные мешки с лямками, у Митяя с собой кроме документов ничего не было. Зато он удачно не отшил увязавшегося за ним брата Степку, потому что времени на прощание с матерью и женой не было.

— Передай им, — говорил Митяй, — что я напишу, что б они не волновались. И еще, скажи Насте… она знает.

Как через девятилетнего пацана передавать слова любви, верности и поддержки? Она их тысячу раз слышала.

— Везет тебе! — Степака не скрывал жгучей зависти. — Ты так на фронт, а я так…

— Уши зажили? — притянул к себе брата Митяй и крепко обнял. — Братка! На тебя оставляю самое дорогое! Береги мать!

— Чего ее беречь? Она сама кого хочешь убережет, — всхлипнул, скривился, замотал головой Степка.

После того, как отец покалечился, а Степка наревелся хуже девчонки, он дал себе слово никогда в жизни больше не плакать. Сдержать это слово пока не получалось.

— Мужик! — Старший брат отстранил Степку, наклонился и посмотрел ему прямо в глаза. — Я могу на тебя положиться?

— Ладно, можешь! — утер ладонью нос Степка.

— Если Елена Григорьевна, — наклонился к его уху Митяй, — вздумает назвать моего сына Альбертом, стой насмерть и не позволяй!

— А как надо?

— Иваном, — после секундной задержки сказал Митяй. Он никогда не задумывался об имени своего ребенка.

— Как Иван-дурак из сказки? — Степка тянул время, уже объявили посадку, новобранцы лихо запрыгивали в кузов полуторки. Степке не хотелось, было страшно расставаться с братом.

— Наш русский дурак поумней заморских мудрецов всегда оказывается.

— И немецких?

— Немецких — обязательно! Все! Я пошел, Степка! Но пасаран! — Митяй поднял кулак, и Степка, едва сдерживающий слезы, отсалютовал в ответ победным жестом испанских коммунистов.

Ускоренное обучение военным специальностям заняло у них несколько месяцев — три у Василия и пять у Митяя. Это были самые страшные месяцы — и по потерям, и по подавляющей волю растерянности: фашист катил по стране с обескураживающей скоростью. А ведь все были уверены, что мощь страны огромна, что напади враг на нас — война закончится быстро и победно. Перестроить сознание, принять новые реалии, не испугаться, а всколыхнуть в себе силы и злость для борьбы — сложнее, чем обучиться принципам организации связи фронтовых подразделений или поражению целей малой, средней и тяжелой артиллерии.