Онлайн книга «Безгрешность»
|
– Нет, я хочу другого. – Ощущение ровно такое. – У нас с Томом не все ладно. Не могу ничего к этому добавить. Возьмите амбиен. Пип выпила амбиен, легла и проснулась одна в доме. За окнами было светло-серое колорадское утреннее небо; по такому небу, она знала, невозможно предсказать дневную погоду – может пойти снег, а может стать немыслимо тепло, – но она была рада подобному утру, не солнечному и не мрачному, под стать ее настроению. Андреас отверг ее, но вместе с тем освободил; ушибленная, она при этом чувствовала себя более чистой. Разогрев и съев какие-то замороженные вафли, она вышла и двинулась пешком к деловому центру Денвера. Пахло весной, и Скалистые горы позади нее, все в снегу, были напоминанием о том, что жизнь по-прежнему предлагает ей многое – например, подняться в Эстес-Парк [63] и насладиться горами вблизи. Можно сделать это после того, как она признается во всем Тому, перед возвращением в Калифорнию. Вдыхая бодрящий воздух, она ясно видела, что время для признания настало. Пока у нее были эти вечерние обмены сообщениями и чувственные самоприкосновения, имелась хоть какая-то причина сохранять шпионскую программу и избавлять себя от ужасного рассказа Тому о своем поступке: она была заколдована и порабощена Андреасом. А теперь не было ни причины, ни смысла пытаться и дальше вести жизнь, которую она вела в Денвере, сколь бы рьяно она ни погрузилась в эту жизнь вначале. Все здесь было у нее построено на лжи, и пришла пора от этой лжи очиститься. Ее решимость была тверда до тех пор, пока она не пришла в “Денвер индепендент” и ей не вспомнилось, как она любит это место. В главном помещении верхний свет был выключен, но в конференц-зале сидели два журналиста, и из отсека Лейлы, где горела настольная лампа, доносился ее приятный голос: она говорила по телефону. Пип медлила в коридоре, колебалась: может быть, все же удастся обойтись без признания? Может быть, ее и нет уже или скоро не будет, этой программы-шпиона? Но ведь то, что огорчает Лейлу, не исчезнет само собой. Если она огорчена из-за того, что Том проникся к Пип слишком большой симпатией, полное признание, безусловно, положит этому конец. Пип двинулась к его кабинету по длинному пути, обходя Лейлу. Дверь у него была открыта. Едва увидев Пип, он тут же схватился за компьютерную мышь. – Прошу прощения, – сказала она. – Вы заняты? В первые мгновения вид у него был донельзя виноватый. Он открыл рот, но не издавал ни звука. Потом, собравшись, пригласил ее войти и попросил закрыть за собой дверь. – Мы в боевом режиме, – сказал он. – Вернее, Лейла в боевом режиме, а я в режиме беспокойства о Лейле. Когда она боится, что нас опередят, ее мотор сильно разогревается. Пип закрыла дверь и села. – Похоже, она раздобыла вчера что-то крупное. – Страшное дело. Всем новостям новость. Плохо будет всем, кроме нас. А нам будет очень хорошо, если мы сообщим первыми. Она вас проинформирует – ей понадобится ваша помощь. – Настоящая боеголовка пропала? – И да и нет. Она не покидала авиабазы Кертленда. Мы избежали армагеддона. – Он откинулся на спинку кресла, и в его ужасающих очках отразился свет люминесцентной лампы. – Были так называемые “Часы Судного дня” – кажется, еще до вашего рождения. По-моему, их придумал Союз обеспокоенных ученых. На них стояло время – без четырех минут полночь, потом новый раунд переговоров об ограничении вооружений, и часы переводили чуть-чуть назад – становилось без пяти минут полночь. Сейчас это выглядит довольно пошло и нелепо, как и все, что было в те годы. Ну разве могут часы двигаться вспять? Этот свободный поток ассоциаций, казалось, был нужен ему для того, чтобы скрыть что-то. – Эти часы и сейчас существуют, – заметила Пип. – Надо же. – Но вы правы, это выглядит устаревшим. Сегодня люди грамотнее воспринимают рекламу и агитацию. Он усмехнулся. – К тому же выясняется, – сказал он, – что в семьдесят пятом году все-таки не было без пяти минут полночь, иначе сейчас нас никого уже не оставалось бы в живых. Было примерно девять пятнадцать. На внутренних часах Пип, где шел обратный отсчет секунд до признания, застыло время – одна секунда до полуночи. – Как бы то ни было, Лейла заведена до упора, – сказал Том. – Она такой мирной кажется при первом знакомстве, что люди не подозревают, сколько в ней конкурентного духа. – Я немножко это понимаю уже. – Два года назад она была далеко впереди в сюжете об изъятии из продажи автомобилей “тойота” – или думала, что далеко впереди. Она считала, что у нее есть время выяснить все до конца и преподнести сюжет в полном виде. И вдруг начинаются звонки от ее контактов в информагентствах. Они звонят ей, чтобы рассказать потрясающую историю, которую только что услышали от человека из “Уолл-стрит джорнал”. Это были люди, которые не знали ни шиша, не рассказали ей ни шиша, а теперь у них был весь сюжет полностью! Она слышит, что человек из “Джорнал” всю ночь писал черновой вариант. Она слышит, что “Джорнал” уже подключила юристов. Ощущение – хуже некуда. Нет ничего хуже, чем писать статью, где ты должен признать первенство конкурента, которого намного опережал два дня назад. Кертлендской историей занимается “Вашингтон пост” – Лейле это стало известно вчера. Мы пока еще впереди, но, вероятно, ненамного. – Она уже пишет? – Для того-то бессонные ночи и предназначены. Еще немного, и я начну думать, что лучше проиграть эту гонку, чем видеть ее в таком состоянии. Я стараюсь сделать так, чтобы она оставалась хотя бы полувменяемой, и вы должны мне в этом помогать. Пип начала раскаиваться, что так повела себя с Лейлой; может быть, она просто-напросто перенапряжена из-за работы. – Но послушайте меня, – сказал Том, наклоняясь к ней. – Прежде чем вы к ней пойдете, я хочу задать вам личный вопрос. – Я, честно говоря, хотела вам… – Мы говорили с вами недавно про вашего отца. И я подумал – вы ведь отлично ищете информацию. Вы не пытались его найти? Она нахмурилась. Почему ее спрашивают и спрашивают об отце? В повинную голову пришла странная мысль: может быть, ее тайный отец – Андреас? Потому-то мать и проявляет к нему такую враждебность. А Том с Лейлой обнаружили шпионскую программу и знают про нее, про Пип, больше, чем она сама про себя знает. Не Андреас ли ее папаша? Мысль была дикая, но своя логика в ней имелась – гадкая логика, логика вины. – Пыталась, – сказала она. – Но моя мама очень искусно замела следы. Я знаю только имя, которое она себе придумала, и примерную дату моего рождения. В школе мне всегда казалось, что у меня нормальный рост и размер для своего класса. Но мое свидетельство о рождении точно фальшивое. Взгляд, которым Том на нее смотрел, внушал ей тревогу: он был любящим. Она опустила глаза. |