Книга Последняя, страница 46 – Александра Олайва

– Майя, я еще кое-что нашел.

Он протягивает руку, и я останавливаюсь, чтобы посмотреть. Спички. Шесть или семь сувенирных коробков, темно-синих, с такой же заковыристой надписью, что и на вывеске.

– Отлично, – говорю я. – Сможем больше не останавливаться.

Я беру спички и прячу их в карман с линзой от очков.

Через несколько шагов парнишка спрашивает:

– У тебя нет пластыря?

– Сильно порезался? – спрашиваю я.

Он поднимает руку. У него закатан рукав. На темной руке я не вижу крови: расстояние слишком большое, а порез слишком маленький. Я скидываю рюкзак и вынимаю аптечку.

– Держи.

Я вручаю ему мазь с антибиотиком и упаковку пластыря. Вид у него удивленный. Может, он рассчитывал, что я сама займусь его раной.

– Время идет, – предупреждаю я.

Это побуждает его действовать, и он занимается своей рукой. В небе снова гремит. Я предчувствую, что паренек скоро пожалеет о том, что не захватил в «Каракулях» что-нибудь непромокаемое.

Я оказываюсь права. Спустя несколько часов паренек уже дрожит под дождем.

– Майя, пожалуйста, давай сегодня ночевать в доме! – умоляет он.

Я заправила брюки в ботинки и подняла капюшон накидки. У меня промокли ноги от бедер до щиколоток, но в остальном все в порядке.

– Нет, – говорю я.

– Владельцев больше нет. Им все равно.

Я злюсь и прикусываю верхнюю губу, чтобы не заорать на паренька.

– Майя, я окоченел.

– Я помогу тебе с укрытием, – обещаю я. – Покажу, как защитить его от ветра.

Он не отвечает. В кроссовках у него хлюпает на каждом шагу. Молния прорезает горизонт. Спустя несколько секунд грохочет гром. Я чувствую, как сотрясается земля. Мы вышли из туристического городка и идем по пригороду. Я вдруг понимаю, что именно для этого мне и разбили очки. Чтобы меня можно было направлять через такие вот районы, достаточно просто на несколько часов освободить дома. Интересно, во сколько это обходится? По паре сотен на семью? И все для того, чтобы трахать мне мозги? И привлечь зрителей. Потому что я должна признаться: если бы я не была участницей, если бы была зрителем, то смотрела бы такое шоу. Я бы с наслаждением впитывала эти картины искореженной привычности.

Новые раскаты грома. Все дома выше нас, поэтому я не опасаюсь удара молнии. Вот только здесь мало подножных материалов, чтобы соорудить убежище, а до леса мы к ночи можем и не дойти. Возможно, мне придется пойти на компромисс. Сарай, решаю я. Я не хочу заходить в очередной подготовленный постановщиками дом, но готова согласиться на сарай или гараж.

– Не понимаю, почему нам нельзя было переждать дождь, – говорит паренек. – Это глупо.

«Это ты глупый, – думаю я. – Это ведь ты не взял куртку, когда была возможность». Наверное, по контракту он не имеет права прятать свою толстовку: на ней скрытые камеры. И в этом случае он дурак, что подписал такой контракт.

Не то чтобы я была умнее, подписав свой.

– Ты уже и так меня затормозил, – говорю я. – Я не собираюсь терять полдня.

– Затормозил на пути куда? – спрашивает он, останавливаясь. – К большому городу? Он пустой, Майя. Там только мусор и крысы. Нам нужно найти какую-нибудь ферму, такое место, где можно остановиться не на одну ночь.

– Ты именно туда шел, пока не прицепился ко мне? – уточняю я. – Хотел найти ферму, доить корову и красть у курицы яйца?

Он дергается.

– Может, и так.

– Так иди! – взрываюсь я. – Найди какую-нибудь фермерскую дочку, которую оставили и которой одиноко. Не беспокойся: если ее папочка еще жив, то либо ты сможешь ему понравиться, либо он умрет. Вот только обязательно найди ружье, чтобы защищаться от бандитов. Или можешь играть в Средневековье с луком и стрелами. Уверена, что это действительно так просто, как кажется со стороны. Но берегись тех, кто назовется Мастером или Владыкой. И береги свою маленькую леди, потому что зло только и думает о том, как бы снасильничать.

Паренек поворачивает ко мне лицо, залитое дождем.

– О чем ты?

– Обо всех постапокалиптических сюжетах на свете.

Я отворачиваюсь. Мне хочется поскорее уйти из этого городка. Не хочу дольше необходимого мешать людям вернуться к себе домой. Позади слышится хлюпанье кроссовок паренька.

– Это не кино, Майя, – говорит он.

Я смеюсь:

– Знаю!

Он толкает меня в спину, сильно. Я такого не ожидала: кренюсь вперед и неловко падаю, попав в лужу. Когда я встаю, ладони пронизывает боль. Я содрала их об асфальт, из них сочится кровь.

– Иди на хер, парень, – говорю я, поворачиваясь к нему. – Иди. На. Хер.

Мне хочется разбить его нечеткое лицо. Мне случалось бить кулаком по воздуху, но я никогда не била человека. Мне необходимо узнать, как это ощущается. Мне нужно увидеть, как у него потечет кровь.

«Никого не бить по лицу и половым органам».

Пусть только попробуют мне помешать!

«Он подросток».

Он достаточно взрослый.

«Ему страшно».

Мне тоже.

«Ты должна соблюдать правила».

Парнишка отступает на шаг.

– Майя, прости меня, – просит он. Он снова плачет. – Я не хотел… Прости.

Мои кулаки сжаты изо всех сил.

– Пожалуйста, – говорит он. – Я сделаю все, что ты захочешь. Только не бросай меня.

Я разжимаю руки.

– Если ты скажешь еще хоть слово, – объявляю я ему, – останешься один. – Он открывает было рот, и я грожу ему пальцем. – Еще одно слово, Бреннан, – и я ушла. А если ты еще хоть раз ко мне прикоснешься, то я наплюю на правила и, блин, разобью тебе рожу. Понял?

Он кивает. Он явно перепуган.

Отлично.

Остаток дня паренек действительно молчит. Если бы у него не хлюпала обувь и он не шмыгал носом, то я смогла бы забыть о его присутствии. В чем-то это чудесно, и все же… бывают секунды страха: я снова одна, а мне этого не хочется.

Теперь я замерзла, а мокрые брюки натирают кожу. Пареньку, наверное, совсем погано. Скоро наступит ночь, а гроза только усиливается.

Паренек чихает.

Мы проходим мимо стройки каких-то тесно слепленных дешевых домишек. На щитах объявления о новом строительстве, о возможностях аренды. Это здания, но еще не дома.

Если паренек заболеет, то только сильнее будет меня тормозить. Несмотря на все мои угрозы, я понимаю, что мне не дадут бросить моего оператора.

Я сворачиваю на стройку. Улицам здесь дали названия деревьев. Вязовая, Дубовая, Тополевая. Выбираю Березовую, потому что, когда я была маленькой и зимняя непогода покрыла все деревья льдом – он был чуть толще сантиметра, но казался бесконечным, – белые березы клонились сильнее всего, согнув свои стволы горбами. Когда лед растаял, белые березы быстрее других устремились обратно к небу. Почти ни одной не удалось распрямиться окончательно, спустя столько лет многие до сих пор согнуты, но они не сломались. Это мне всегда в них нравилось.