Книга Цыганская кровь, страница 15 – Лора Морган

— Значит ли это, что, если я научусь поздно вставать, ты дашь мне согласие?

Тори ответила поговоркой:

— Старого пса не переучишь.

— Так, по-твоему, это я — старый пес?

— Из поговорки слова не выкинешь.

Когда Тори поставила кофейник на стол, Девон схватил ее за руку, притянул к себе и, запрокинув ее голову, поцеловал.

— Ты могла бы меня переучить, — прошептал он.

— Ой, кажется, бекон горит, — с трудом проговорила она, не разнимая своих рук, обвивавших его шею.

Девон улыбнулся, и его рука скользнула вниз, коротко похлопав ее по округлому заду.

— Ну, хорошо, иди, цыганка.

Он отпустил ее. Тори, пройдя через всю комнату, взяла свой кофе и, напряженно переводя дыхание, проговорила:

— Это не по-джентльменски.

Девон и не думал раскаиваться.

— Все хорошо, дорогая моя упрямица, все хорошо.

В глубине души Тори надеялась, что поведение Девона не слишком изменится после этой ночи, когда он дал волю чувствам. Однако вскоре ей пришлось убедиться, что это не так.

Во-первых, тот проницательный взгляд, который она раньше изредка ловила на себе, теперь почти постоянно тревожил ее, а огонь в его зеленых глазах все чаще заставлял ощущать беспокойство. Во-вторых, исчезло удивлявшее ее в начале их знакомства нежелание касаться своих проблем. Наконец, он то и дело старался дотронуться до нее — хотя эти прикосновения и могли показаться случайными.

В тот день Девон не давал ей ни минуты покоя, часто смешил ее, хотя ей не всегда хотелось смеяться. Он обращался с ней то как с дорогим для него существом, то как с противником. Он был то приятель, то любовник, то шутил, то целовал ее до тех пор, пока у нее не начинала кружиться голова.

И Тори вдруг обнаружила, что ее захватил водоворот его чувств, из которого, она понимала, ей не выбраться.

— Опять ты ведешь себя не по-джентльменски, — упрекала она его после очередной напористой атаки на ее душевное равновесие.

Девон выглядел оскорбленным, и в то же время торжествующим.

— А я и не стремлюсь быть джентльменом.

— А я не хочу быть идиоткой! Знаешь, Девон…

— А ты знаешь, как сверкают твои глаза, когда ты на меня сердишься? — прервал он ее.

— Честное слово, тебя, наверное, и из пустыни-то выгнали за твой характер!

— Бесчувственная!

— Тише, тише, а то я за себя не ручаюсь.

— Ну, выходи за меня, пожалуйста, и мы с тобой уедем отсюда.

— Ты опять за свое? С ума сойти можно!

— Ты ранила меня до глубины души.

— Не думаю, чтобы она у тебя была… Разве что… Опять? Девон!

— Что, дорогая?

— Руки, убери руки, быстро! Ну, ради Бога!

— Поцелуй меня, Кэт!

— Тоже мне нашелся «укротитель строптивой»!

— Я начинаю думать, что так оно и есть.

Тори нравилась эта игра, эти шутки и намеки. Она не стала бы отрицать, что его поцелуи и прикосновения доставляли ей удовольствие. Но ее несколько смущала и удивляла одна черта Девона: его редкостное, постоянное самообладание. Он был настороже даже тогда, когда казался безудержно веселым и сыпал бесконечными шутками. Сначала она сама не могла понять, почему это ее так беспокоит, но потом догадалась: есть нечто такое, о чем он предпочел бы забыть.

Это напомнило ей Джордана и те его качества, которые она стала замечать в нем лишь тогда, когда было уже слишком поздно. Она знала, что едва ли вправе ожидать, что Девон захочет обнажить перед ней душу — ведь и она не торопилась раскрывать свою, но, тем не менее, она хотела бы услышать его исповедь. Инстинкт самосохранения побуждал ее к такому одностороннему пониманию справедливости.

Тори понадобилась большая сила воли, чтобы противостоять своим и его желаниям и, играя с огнем, никогда не приближаться к нему настолько близко, чтобы можно было обжечься. В тот вечер, как и во все последующие, в глубине души ей хотелось, чтобы Девон потерял самообладание — не только потому, что она не верила в его абсолютную власть над самим собой, но и потому, что в таком случае она освободилась бы от необходимости принять решение, которого он от нее ждал.

Тори не торопилась принимать это решение.

Тем не менее, она прекрасно понимала, что он имел в виду, говоря, что будет ждать, а его сдержанность и самоконтроль, судя по всему, способны выдержать любую проверку временем не хуже какой-нибудь крепостной стены, обнесенной колючей проволокой.

Через четыре дня Тори была близка к тому, чтобы сдаться. В тот вечер, как всегда перед тем как уйти, Девон поцеловал ее и, уже стоя у двери, пожелал спокойной ночи. Тори, надо сказать, вовсе не хотелось спать в своей одинокой постели.

— Почему бы тебе не бросить меня в седло и не умчать куда-нибудь в ночь? — спросила она жалобно.

Девон обнял ее и улыбнулся.

— А почему бы тебе самой не сесть в седло со мной, и мы умчимся вместе в ту же самую ночь? — мягко возразил он.

Тори изобразила на лице удивление и возмущенно заявила:

— У тебя что-то не в порядке с охотничьими инстинктами, они явно нуждаются в восстановлении.

— Пожалуй, ты права, — с готовностью согласился Девон. — Но я отношусь к тем охотникам, которые предпочитают выжидать. Кажется, я говорил тебе об этом.

— Зачем ждать?

— Зачем? — Девон улыбнулся и, запечатлев последний горячий и уверенный поцелуй на ее губах, посоветовал: — Рекомендую взять на вооружение девиз мангуста у Киплинга. Помнишь: «Беги, разузнай и разведай»? Спокойной ночи! — И он исчез.

Тяжело вздохнув, Тори прошла в гостиную, подхватила Виски с облюбованного им местечка на ее кресле и уселась в него, взяв котенка на колени. С минуту она не могла успокоиться, руки дрожали, но потом ее взгляд остановился на портрете Магды. Цыганка улыбалась, смотря на Тори мудрыми глазами.

— Магда, я веду себя как ребенок, — прошептала Тори, обращаясь к портрету. — Но, слава Богу, я давно уже взрослая. К тому же я художник и способна наблюдать и анализировать. Отчего же мне чудится опасность в его словах каждый раз, когда он напоминает мне, что я сама должна принять решение? Почему я хочу, чтобы он взял на себя всю ответственность?

Магда смотрела на нее, все так же спокойно улыбаясь.

Тори хотелось выговориться, высказать перед портретом Магды все мысли и сомнения. Она продолжала:

— Может быть, я просто страшусь необходимости сделать выбор из-за того, что у нас вышло с Джорданом? И не хочу, чтобы я или кто-нибудь другой потом проклинал эти дни и часы, если все окажется плохо? Или, может быть, я доверяю Девону больше, чем самой себе? Магда, какие у него необыкновенные, древние и мудрые глаза! Такие, наверное, были у цыган. Мне кажется, что он смотрит на меня так, как никто до него никогда не смотрел. И когда я смотрю на него, то вижу…