Книга Укрощение королевы, страница 96 – Филиппа Грегори

– И что мне тогда прикажешь делать? – восклицает он с неожиданным раздражением. Потом внезапно откидывает голову и заливается смехом, делая вид, что только что рассказал мне что-то смешное. Я смеюсь вместе с ним и похлопываю его по руке – мол, вот какой шутник мой брат.

Мимо нас размашистой походкой идет Уилл Соммерс и строит нам гримасу.

– Если вы готовы смеяться над пустяками, то почему бы вам не посмеяться надо мною?

Я всплескиваю руками и говорю:

– Мы смеялись над старой шуткой. Она не стоит того, чтобы ее повторяли.

– У меня только такие и есть.

Мы ждем, пока он не удалится на достаточное расстояние.

– Постарайся придумать для нее выход, не подставляя себя, – прошу я. – Она молодая женщина, полная жизни. Она не ищет мученической участи, и, если у нее появится возможность избежать беды, она ею воспользуется. Просто попробуй ей эту возможность предоставить. А я попробую увидеться с королем.

– Что он делает? – шепчет брат. – Что все это значит? Он что, осерчал на нас? Осерчал на тебя?

– Не знаю, – отвечаю я и, глядя на его взволнованное лицо, внезапно понимаю, что здесь, на том же самом месте, до меня сидели пять женщин, которые не знали, рассердился ли на них король. И если да, то что он собирается делать дальше. Я похолодела от этой мысли.

* * *

После ужина я отправляю Нэн в покои короля, чтобы спросить, не согласится ли он принять меня. Сестра возвращается с нескрываемым удивлением: меня ожидали.

Она торопливо наряжает меня в самый эффектный арселе, спускает край лифа на платье и умащает мне шею розовым маслом. Они с Екатериной провожают меня до самых дверей королевских покоев, куда я вхожу уже одна.

Сэр Энтони Денни и епископ Гардинер уже там. Доктор Уэнди с полудюжиной слуг тихо ожидает в дальнем конце комнаты, готовясь переместить короля в постель, если тот пожелает, или посадить на горшок, или на огромное кресло с колесами, чтобы прокатиться на манер парадной статуи перед придворными в приемном зале.

– Милорд, – говорю я и склоняюсь в поклоне.

Он улыбается мне и подзывает ближе. Я подхожу, склоняюсь над ним и целую его, стараясь не обращать внимания на исходящий от него смрад. Он обвивает рукой мою талию и сжимает ее.

– О, Кейт… Вы с придворными хорошо поужинали?

– Нам очень недоставало вас, – отвечаю я и присаживаюсь на поставленный для меня стул возле кровати. – Надеюсь, вы вскоре почувствуете себя лучше и присоединитесь к нам. Вы давно уже лишаете нас радости вашего общества.

– О, я уверен, что так и будет, – весело говорит он. – Это был всего лишь обычный жар, который время от времени у меня бывает. Доктор Уэнди говорит, что я справляюсь с ним легко, как юноша.

– Да, вы обладаете потрясающей силой, – я с энтузиазмом киваю.

– Ну, что же, может быть, стервятники и парят над головой, но поживиться им пока нечем. – Король жестом указывает на Гардинера как на стервятника, и я улыбаюсь прямо в насупленное лицо епископа.

– Я скорее жаворонок, высоко взлетающий в небеса, чтобы пропеть вам хвалу, – пытается отшутиться тот.

– Говорите, жаворонок, милорд епископ? – Я склоняю голову набок и внимательно смотрю на его черно-белые одежды. – Скорее уж ласточка, по вашим цветам.

– Ты видишь Стефана ласточкой? – с интересом переспрашивает король.

– Прилетает летом, внезапно, – начинаю перечислять я. – И всегда является предвестником каких-то событий. Как только здесь появляется епископ Гардинер, у Тайного совета начинается жаркая пора для проведения допросов и расследований. Наступает время для церковников того же пера вить гнезда и растить птенцов. Это их время.

– Разве они прилетают не навсегда?

– Холодные ветры правды могут спугнуть их с насиженных мест, милорд.

Король смеется. Епископ же молча наливается яростью.

– А в каком еще цвете ты могла бы себе его представить? – спрашивает король.

Я отваживаюсь на смелый шаг, вдохновленная его смехом. Я поворачиваюсь к нему и шепчу:

– Вам не кажется, что его милости пошел бы красный цвет?

Красный – это цвет кардиналов. Если б Гардинер смог вернуть королевство назад, в объятия Рима, папа немедленно наградил бы его кардинальским званием.

Генрих разражается настоящим хохотом.

– Екатерина, да у тебя язык острее, чем у Уилла! Что скажешь, Стефан? Хочется красную шапку-то?

Губы Стефана Гардинера плотно поджаты.

– Мы говорим о серьезных вещах, – наконец выдавливает он из себя. – Не подходящих для шуток над ними. Как и для дамских ушей. И для жен.

– Он прав, – вдруг говорит король неожиданно усталым голосом. – Мы должны позволить нашему другу защитить Церковь от ереси и насмешек, Кейт. Речь идет о моей Церкви, а она – не повод для споров и шуток. Важнее ее ничего нет.

– Разумеется, – нежно говорю я. – Разумеется, милорд. Я бы сама просила доброго епископа допросить людей, которые противятся вашим реформам. Сами же реформы сомнению и вопросам не подлежат. Епископ не может ожидать от нас отхождения от вашего понимания веры, к прежним дням Церкви, когда он еще не был ее главой.

– Он не станет этого делать, – коротко отвечает король.

– Часовни…

– Не сейчас, Екатерина, я устал.

– Вашему Величеству необходимо отдохнуть, – тут же отзываюсь я, вставая со стула и целуя его влажный от пота лоб. – Вы ляжете сейчас?

– Да, – отвечает Генрих. – Все могут идти, – он удерживает мои холодные пальцы в своей горячей руке. – А ты приходи попозже.

Я стараюсь не бросать победных взглядов на Стефана Гардинера, этот раунд остается за мной.

* * *

Моя маленькая победа оборачивается разочарованием. Короля по-прежнему сжигает жар, он устал и хочет спать. У него ничего не получается, и он злится на свою мужскую слабость. Я делаю все, что он мне говорит: распускаю волосы, снимаю ночное платье, даже стою, пылая от стыда, пока он меня лапает, но ничто не может его возбудить. Тогда он отсылает меня, чтобы поспать в одиночестве, а я провожу все часы до рассвета у себя перед камином, в размышлениях о том, где сейчас Анна Эскью, спит ли или бодрствует, как я, боится ли, как я, и есть ли у нее кровать.

* * *

Следующий раунд будет разыгрываться перед членами Тайного совета, и меня там не будет. Двери, ведущие в зал, где они заседают, закрыты, а пред ними стоят два стражника с пиками на изготовку.

– Она там, – тихо говорит мне Екатерина Брэндон, когда мы проходим мимо этих дверей по дороге в сад. – Они отвели ее туда этим утром.

– Одну?

– Ее арестовали вместе с бывшим мужем, но она сказала, что у нее с ним нет ничего общего, и его отпустили. Она там одна.