Книга Сердце зверя, страница 57 – Татьяна Корсакова

– Боятся людишки. – Кайсы пожал плечами, своим любимым ножом отрезал Дмитрию шмат сала, положил на краюху хлеба. – В лес теперь без особой нужды никто не ходит. Злотников, похоже, прав оказался, Водовозов от прииска своего откажется, потому как дураков больше нет шкурой своей рисковать.

– А Сергей Демидович, что же, от затеи своей отказываться не собирается? Не боится? – спросил Дмитрий.

Прежде чем ответить, Кайсы вытер лезвие ножа краем полотенца, а потом сказал неожиданно жестко:

– Ехал бы ты отсюдова, парень, пока не поздно.

– Уже поздно. – Дмитрий посмотрел на свои раны. – У меня теперь здесь личный интерес.

Он не бравировал и не кривил душой, когда говорил про личный интерес. Не сможет он после случившегося забыть обо всем и уехать, не разобравшись. Самому бы себе не простил такого бегства.

– Пускай фон Рихтер уезжает, если боится.

– Фон Рихтер, говоришь? – Кайсы глянул на него искоса, острием ножа принялся чистить ногти. – А профессор тоже никуда уезжать не собирается. Не нравится он мне, – добавил после небольшой паузы. – Нечисто что-то с ним.

– Что именно нечисто? – спросил Дмитрий.

– Не пойму пока. Считай, что это чуйка охотничья. Кстати, ты его ружье видел? Хорошее ружье, толковое, даром что выглядит как побрякушка. Темнит что-то профессор. Я его у реки возле лагеря видел, за день до того, как вы там объявились. Что ему одному так далеко от города делать?

– Не знаю. – Дмитрий и в самом деле не знал.

– И той ночью я ведь от костра отошел, потому что увидел, что его нет. Подумал, вот сейчас дурака зверь загрызет, а мне отвечай.

– А зверь едва не загрыз другого дурака, – сказал Дмитрий с невеселой усмешкой.

– Не уедешь из Чернокаменска? – спросил Кайсы, уже понимая, каким будет ответ.

– Не уеду.

– Значит, и в самом деле дурак. Когда беда случится, некого тебе винить будет.

– Ничего не случится. – Дмитрию вдруг стало жарко от накатившей злости. Кто он вообще такой, этот дикий мужик, чтобы учить его жизни?! А с волком – или что это был за зверь! – он сам разберется. Теперь это его личное дело!

Кайсы молча забрал миску и вышел, оставляя Дмитрия наедине с собственной неловкостью и растерянностью.

А вечером пришла Софья. Дмитрий почуял ее еще на улице. То есть не почуял, конечно, а услышал, узнал по походке, а потом и по голосу.

– Как он, Никитична? – спросила она шепотом.

– Слава богу, очнулся. Про тебя спрашивал.

И ничего он не спрашивал! Дмитрий, несмотря на жару, до подбородка натянул одеяло и тут же подумал, что выглядит полным дураком. Что уже прятаться, если она и так его беспомощность видела?

– Рудазов, ну ни на минутку вас одного оставить нельзя! – В комнату Софья вошла бодрым шагом, остановилась у кровати, уперлась кулаками в бока. – Вечно вы в какую-нибудь историю попадете!

Она улыбалась неестественно бодрой улыбкой, но взгляд ее был одновременно растерянный и настороженный, словно она не чаяла его больше увидеть.

Он тоже улыбнулся так же бодро и смущенно, сказал церемонно:

– Рад видеть вас, Софья Петровна.

– Как вы себя чувствуете? – От церемоний она отмахнулась, придвинула к кровати табурет, уселась.

– Хорошо. Замечательно, я бы даже сказал.

Но она не поверила, осторожно, точно опасаясь причинить Дмитрию боль, потрогала повязки. От ее пальцев пахло цветочным мылом и шоколадом. От шоколада он сейчас не отказался бы.

– У вас была такая рана… И кожа бледная, как у покойника.

Она и сама была бледной, под глазами залегли темные тени. Не удивительно. Если верить Никитичне, день она проводила на острове, а ночь с ним. Поспать он ей точно не давал своими криками.

– А вы, Софья Петровна, выглядите прекрасно! – соврал, но лишь самую малость. Даже с тенями под глазами она была хороша. Странно, что раньше ему так не казалось. Казалось – обыкновенная девица, излишне самостоятельная, излишне досужая.

– Подхалим вы, Рудазов, – не поверила, но на щеках полыхнул румянец, делая ее еще краше. – Я ж не для того к вам пришла, чтобы комплименты выслушивать.

А зачем она пришла? Зачем ночи напролет просиживала рядом с ним, случайным знакомцем? Из жалости?

Спрашивать ему не пришлось, сама рассказала.

– Я по делу. Этот ваш охотник, – Софья наморщила носик, давая понять, как именно она относится к Кайсы, – престранный тип. На рану вашу мне смотреть не давал, боялся, что я в обморок грохнусь. Я – и в обморок!

Бравирует. Той ночью, когда Софья спасла его от зверя в первый раз, в обморок она, может, и не упала, но испугалась изрядно. А он испугался за нее, за ее рассудок. Оттого и ноги ее босые, окровавленные, мыл с особенной тщательностью, чтобы не осталось у нее страшных воспоминаний. Но вслух Дмитрий сказал другое:

– Вы очень смелая барышня, Софья Петровна.

И пахнет от нее вкусно. Шоколадом даже сильнее, чем мылом.

– Рудазов, мне нужно увидеть вашу рану, – сказала она шепотом.

– Зачем?

– Просто нужно. Покажите. Ну что вам стоит? – и, не дожидаясь разрешения, потянула за край одеяла.

Испугается? Почувствует брезгливость и отвращение? Да что бы ни почувствовала, пускай!

– При одном условии. – Дмитрий одеяло не выпускал, держал крепко.

– При каком? – Она насторожилась и нахмурилась.

– Я знаю, у вас есть шоколад. Очень хочется шоколаду, Софья Петровна.

– Откуда?.. – Она посмотрела на него так, словно он только что сотворил нечто из ряда вон выходящее. – Откуда знаете про шоколад?

– Учуял, – сказал Дмитрий и виновато улыбнулся. – А еще мыло. Цветочное.

– Шоколад я из Перми привезла. И мыло тоже. Подумала, что может не оказаться в этой глуши таких полезных вещей. – Она запнулась, посмотрела строго, а потом добавила: – Но мы сейчас не о том, мы о вашей ране. Показывайте! Будет вам шоколад!

С повязкой она управилась быстро, не морщилась, не кривилась брезгливо, на раны его смотрела с жадным каким-то любопытством. Даже пальчиком осторожно потрогала.

– Больно? – спросила все так же шепотом.

– Уже нет. – Он покачал головой.

– А профессор фон Рихтер рассказывал, что раны у вас страшные были, что с ранами такими люди не живут.

– Получается, живут. – Дмитрий смущенно улыбнулся.

– И что этот странный Кайсы налил вам в рану раскаленного железа. Дикость какая…

– Серебра, а не железа. Может, и дикость, но, как видите, помогло.

– Вижу. – Она снова погладила его пальчиком, и от прикосновения по коже пробежала дрожь. – Всяко лучше, чем в первый день. Многим лучше, – добавила она задумчиво. – Но вам было очень больно.