
Онлайн книга «Белые лодьи»
![]() Вознесясь на каменную кручу, с которой хорошо просматривался Херсонес, увидели дым, валивший из того места, где находились стекольные мастерские. Серый, густой, он переходил в аспидный, и ветер относил его к морю, к Песчаной бухте, в ту сторону, где стояли базилики; и сейчас колонны их, всегда ослепительно белые, как первый выпавший в горах снег, были окутаны этим дымом. — Что это? — тревожно спросил Дубыня. — Не видишь, горит… — Смотри, вон и ещё. — Чернобородый показал туда, где располагался рынок со множеством купеческих лавок и с термами для заезжего люда. — Поехали, скоро всё узнаем. — Клуд тронул коня. Во входную калитку возле башни Зенона их не пропустили, хотя стражники знали Доброслава не только в лицо, но и по имени. — Пускать в город сегодня не велено, — повторял их начальник, вислоусый, широкоскулый, и в железном панцире, а не в кожаном, как обычно. Попробовали подкупить, не вышло. — Приезжай завтра, Клуд, пропущу… Сегодня — не велено, у меня пройдёшь, на выходе из ворот на главную улицу не пустят. — Скажи тогда, Хрисанф, отчего пожары в городе, что случилось? — Чернь громит лавки агарян, а самих их избивает и вешает… Вся наша гарнизонная служба там, брошена на усмирение. — Чем же они так, бедные агаряне, провинились?… — допытывался Доброслав, рискуя схлопотать по шее плашмя акинаком. Но начальник стражников, получив серебряный милиариссий, оставался терпеливым. — Ишь, пожалел… — грубо сказал он. — Почему же бедные? Они-то как раз богатые, потому что с нашего брата за свои товары дерут втридорога. Явно говорил с чужих слов. При этом начальник выразительно посмотрел на тоболы, что были приторочены к сёдлам. — Хрисанф, брось важничать, — напрямую заговорил с ним Клуд, — отойдём в сторонку, сядем вон в тех кустиках, пообедаем, мёд выпьем; мы с дороги — проголодались, да и ты, наверное, не откажешься… — Нельзя, служба… — Ты же начальник, Хрисанф, служба — она всё больше для простых велитов. А потом, что за служба — стоять у запертых дверей?… — Но, но! — возвысил голос стражник. — Поговори тут! — Ладно… А ну, Дубыня, развязывай тоболу. Идём, дружище Хрисанф. Идём. Начальник сдался. Сели недалеко от пузатой башни Зенона, и вскоре Хрисанф ваял в руки баклагу. — А вообще-то, Клуд, — заговорил он, — всё это началось с приходом в Прекрасную Гавань галеры из Константинополя, с которой объявили народу о разгроме сарацинами около Сицилии императорского флота и напомнили жителям Херсонеса о том, что они должны три дня оплакивать погибших в Ионическом море… Но охлос оплакивание растолковал по-своему: толпа тут же хлынула с пристани на рынок, и начался грабёж, избиение агарян, глумление над их жёнами и детьми, а к вечеру все агоры покрылись виселицами… Вешали уже не только агарян и их отпрысков, но и тех господ, кем простой люд был недоволен. Хотя охлос всегда чем-то и кем-то недоволен… Так ведь, Клуд? — Может быть, — произнёс Доброслав и выразительно посмотрел на Дубыню. Вот и я говорю, — продолжал начальник стражи, отхлебнув ещё из баклаги. — К черни присоединились рабы и подожгли стекольные мастерские. Хотя, я вам скажу, труд там действительно адский, хуже труда галерных невольников… От жары, испарений и голода рабы мрут как мухи… А вчера стоял на вахте на башне Зенона. Оттуда, сверху, — Хрисанф задрал голову, — хорошо видна Прекрасная Гавань. И вижу, как в сумерки от галеры отделилась лодка, но почему-то подошла не к причалу, а высадила человека в расщелинах скал, возле некрополя… Знать, нужно было, чтобы этот человек оставался незамеченным. Я, конечно, доложил своему доместику об этом. Он снарядил велитов, искали его, искали, как сквозь землю провалился… А галера тут же снялась с якоря и ушла обратно. Что за человек? Мы же должны были его проверить… Велено же — в город никого не пускать. — И что, в гавани и бухтах нет никаких судов? — спросил Клуд. — Отчего же, есть. Рыбацкие парусники. А больших, заморских, нет. Это был последний корабль оттуда, больше не приходили, и в ближайшее время вряд ли какой придёт… Клуд с Дубыней переглянулись: вот тебе и сели и поплыли в Константинополь. — Спасибо тебе, Хрисанф. А Сулейман, владелец термы, жив? Начальник стражи с яростью стукнул кулаком по кожаному наколеннику: — Чернь сварила его в ванне с кипятком… — Ого! — воскликнул Дубыня. — У нас на солеварне, в чанах, где идёт выпарка, тоже иногда… — Погоди, Дубыня, погоди… Потом расскажешь. Хрисанф, Сулейман был очень неплохим человеком… — Согласен. И тут виноват я сам… Надо было сразу с велитами бежать к его терме, там оборванцы как раз гвалт устроили, но я понадеялся на крепость её стен и запоров… А когда вернулись с рынка, от термы одна стена осталась, да по улицам с громкими криками носились павлины, и за ними гонялись оборванцы… Узнав, что Сулеймана, его жену с детьми бросили в кипяток, я выхватил меч и… — Хрисанф снова стукнул кулаком по наколеннику. — Кажется, двух зарубил… Не помню. Правильно говоришь, Клуд, хороший человек был Сулейман, мы у него часто мылись и парились всей гарнизонной командой. А чернь разнесла терму, потому что она для охлоса что красная тряпка для быка: действует раздражительно. Ведь термы существуют для богатых, оборванцы в море купаются… «Ну раз Хрисанф себя к богачам причислил, значит, он хорош… Значит, и нам пора», — подумал Клуд и похлопал по плечу стражника: — Спасибо тебе, Хрисанф, за рассказ, поедем искать ночлег в горах или в лесу. — Счастливо, приходите завтра, может, что и изменится, — предупредил начальник стражи. Напоследок, глядя на Бука, он спросил: — Клуд, а почему у твоей собаки шерсть стала короче, а тело длиннее? Доброслав засмеялся: — Так это же другая собака, Хрисанф, от той, прежней Буки пёс, сын её. Её и волка… — То-то я гляжу — зверь! И на другой день не смогли попасть в Херсонес. Пожары затихли, но, видимо, охлос ещё колобродил… Знали ли жители Херсонеса, что подобные погромы прошли и в столице Византийской империи? Знали, наверное… Дурной пример заразителен. «Нет худа без добра, — решил Клуд. — То, что в город не пускают, в какой-то степени даже и неплохо… Значит, Аристея с сыном из Херсонеса тоже не смогут уехать…» А утром третьего дня они снова стояли у башни Зенона. Люди всё-таки интересные двуногие! В городе кутерьма, а у башни торги открыли: обычно тут продают скот, а сейчас понавезли шкур буйволов, овечий сыр, оливковое масло, виноградное вино. Уже и шум, гвалт. Смех и шутки возле винных бочек, потасовки. Доброслав и Дубыня купили овечьего сыру, сели в сторонке, вынули хлеб, поросятину. |