Онлайн книга «Чернокнижник. Ученик колдуна»
Девочка по узкой тропинке повела Первушу в глубь леса. Тропинку, видимо, сама девчушка набила. Плохо это, лихой человек воспользоваться может. – Не боишься одна? – Боюсь, да больше зверей диких. А от непрошеных гостей пчелы защищают. Седмицы три назад забрел один, обличьем чисто разбойник. Так пчелы едва насмерть не зажалили, в ручье спасся. Деревенские про пасеку знают, не ходят. Первуша плечами передернул при этих словах. А ну как и на него набросятся? Лес густой, местами глухой, деревья повалены. Шли версты три. Поляна открылась, бортями уставлена. Борти – это долбленые изнутри короткие бревна, на размах рук. Ставятся вертикально, вот и дом для пчел готов. Оттого пасечников еще бортниками величали. Мед – продукт полезный и здоровым, а особенно больным. Ценится на Руси, на каждом постоялом дворе есть, в каждой избе. Сладкий, а еще из него стоялые хмельные меда делают. Бортей на поляне много, больше полусотни. От множества пчел воздух чудный. На удивление Первуши, их не тронули. – За пчелами уход нужен, а еще мед качать потребно. – Все сама делаю, как тятенька учил. – Куда же ты мед потом деваешь? – В туески, в амбаре стоят. Хм, а девчонка-то дельная. За пчелами ухаживать – труда да знаний много приложить надо. – А туески где берешь? – Сами делали, еще с тятенькой. Да я и сама умею. Как дождь, пчелы не летают. Сижу в избе и плету. За избой колодец, справа – амбар длинный. Что изба, что амбар добротные, видно, отец Купавы мастеровым был, руки из нужного места росли. Удивительно, что не согнали с пасеки людишки завидущие девчонку, добро чужое не присвоили. – Далеко ли деревня? – На закатную сторону идти, а по времени – как от вторых до третьих петухов. Ну да, откуда ей про версты знать. – Любопытный ты больно, дяденька! – заметила девчушка. – Да какой я дяденька. Годика на четыре-пять постарше тебя. Вот тебе сколько? – Тятя сказывал – весной двенадцать исполниться должно. – Так весна, почитай, кончилась. Стало быть – исполнилось. А счету обучена ли? – Тятя учил. До пяти десятков могу. – А что же дровяника не вижу, где поленья для печки хранятся? – Сбоку амбара. Только пусто там. За зиму все спалила. А сейчас печь топить незачем. Варить-то из чего? М-да, как она выжила – непонятно, тут и мужику трудно бы пришлось. Надо помочь. Девочка не просила о помощи, видно – отчаялась уже. Но привела, явно имея в виду помощь. – Показывай амбар. Девочка открыла дверь. Первуша зашел и ахнул. Почти все полки у стены заставлены туесками. На всех знаки непонятные. Первуша сразу насторожился: – Что за знаки начертаны? – Еще тятенька так означал. Где липовый мед, где разнотравье, а это гречишный. Первуша, испросив разрешения, взял туесок в руки, берестяную крышку открыл. Запах духовитый, но только мед засахарился, загустел – прошлогодний. Да и откуда свежему быть? Цветение еще шло, пчелы-труженицы сбор делали. Мед этот срочно продать надо. Седмицы через две-три новый, свежий мед качать из сот бортники начнут, на старый мед цена упадет. – Выносить на торг пробовала? – Пробовала – гонят. Так и ушла ни с чем. – И что же, тятенька твой в корзине или коробе туески носил? – Зачем? Тачка есть, за амбаром стоит. – Глянуть надо. За амбаром тачка лежала, вполне исправная. Деревянные колеса спицованные, сверху деревянный ящик, две ручки. А за амбаром – банька. – Давно мылась? – Давно, врать не буду, да и то в ручье. Воды в баню наносить надо, согреть, а дров нет. Баньке Первуша сам рад. – Щелок есть ли? – Есть. Щелоком называли мыльный раствор. Прогоревшую золу сыпали в ведро, заливали водой. Настоявшись, она отлично смывала грязь и пот. – Не будешь против, если похозяйствую? Девочка кивнула. Первуша на крыльце избы узелок положил, посох. – Где топор? – В дровянике. Первуша кипучую деятельность развил. Взяв топор, уложил в тачку. Отойдя подальше в лес, нарубил сухого валежника, а потом срубил березу. Дерево сухое, корни выворочены, скорее всего, сильный ветер прошел, да полностью дерево не свалил. Нарубил, сколько смог. Хватило на две тачки с верхом. Потом воды из колодца в баню натаскал. Занятие мужское. Сначала котел для горячей воды наполнить надо, потом для холодной, а уж затем каменку топить да за огнем следить, чтобы не погас, дрова подбрасывать. Через время вода в котле над печью согрелась, зашумела, пар от нее пошел. – Купава, бери полотенца и чистую одежду, если есть. На Руси мылись целыми семьями сразу – женщины, мужчины, дети, старики. Баню протопить, воду согреть – дело хлопотное, не быстрое. Первуша сам разделся в предбаннике, за ним Купава. Первуша воду в шайке навел теплую, ковшиком ополоснулся. Щелоком на себя щедро плеснул, мочалкой из липового лыка натираться яростно стал. Потом обмылся. Вода грязная с него текла. Впрочем, с Купавы не чище. У нее волосы длинные, за ними ухаживать надо, чтобы колтуном не сбились. А она только расчесывала да изредка холодной водой в ручье мыла. Тело у девочки худенькое, ребрышки выпирают. Первуша помог волосы промыть – водой сверху поливал. Мылись долго – куда торопиться? До тех пор в бане блаженствовали, пока горячая вода в котле не кончилась. А в предбаннике в горшочке сыто медовое стоит. Когда только навести сподобилась? По кружке выпили, завернувшись в полотенца. Тела красные, распаренные, кожа чистая, аж скрипит под пальцами, кажется – дышит. Купава Первуше отцовую исподнюю рубаху из сундука достала. Оделся Первуша, взбодрился. Сейчас бы перекусить, аппетит зверский, да нечего. В избу прошли. Первуша в угол, за лавкой, узелок пристроил, посох поставил. – Вот что, Купава. На завтра все заботы отставь. На заре собираем туески с медом, сколь в тачку войдет, и на торг. Кивнула девочка, разморило ее после бани. Подушку Первуше дала, себе под голову подложила. Вздремнули оба. Первуша прошел много да топором намахался, зато удовольствие от бани получил. Казалось – только веки смежил, проснулся, а за оконцами сумрак, солнце садится. Спал бы еще, да шепоток по соседству разбудил. Голову повернул – на коленях в одной исподней рубахе перед образами Купава стоит. Прислушался Первуша, интересно услышать, о чем она Христа просит. – Спасибо тебе, Боже, что молитвы мои услышал, человека прислал. Сделай так, чтобы остался он. Изнемогаю я. Есть все время хочется, и по хозяйству рук мужских не хватает. А еще страшно одной. |