Книга Ты только попроси. Сейчас и навсегда, страница 26 – Меган Максвелл

– Как себя чувствует моя невеста? – ласково спрашивает он.

Вне себя от счастья и от любви к нему, я убираю с лица волосы и отвечаю:

– Без сил, но счастлива.

Ему нравится мой ответ. Перед тем как услышать его следующую фразу, перевожу взгляд на поднос и вижу то, от чего замираю в изумлении:

– Пончики? Это пончики?

Он кивает, широко улыбаясь, а я беру один пончик, обмакиваю в сахар и кусаю.

– М-м-м, как вкусно! – И посмотрев на свои пальцы, шепчу: – И такие жирненькие, как надо.

В комнате раздается хохот Эрика. О боже, это неимоверное удовольствие – пончики в Германии!

– Но где ты их купил? – интересуюсь, до сих пор не отойдя от изумления.

Широко улыбаясь, Эрик берет другой пончик и кусает его.

– Я рассказал Симоне, что в Испании пончики – одно из самых любимых блюд и что ты обожаешь есть их на завтрак. И она, уж не знаю, каким волшебством, приготовила их для тебя.

– Ну и ну, какая же она умница! – восторженно восклицаю я. – Когда я расскажу отцу, что ела в Германии на завтрак пончики с кофе, он упадет в обморок.

Эрик улыбается, и мы вместе уничтожаем пончики. Когда я беру салфетку, чтобы вытереться, обнаруживаю на подносе кольцо, которое вернула Эрику тогда в офисе.

– Ты снова моя невеста, и я хочу, чтобы ты его носила.

Я смотрю на него. Он смотрит на меня. Я улыбаюсь, он улыбается… Моя безумная любовь берет кольцо и надевает мне на палец. Затем он целует меня в руку и тихо говорит хриплым голосом:

– Ты снова вся моя.

По телу пробегает горячая волна. Я его обожаю. Целую его в губы и, отстранившись от него, шепчу:

– Конечно, мой жених. – Он улыбается. – Я могу тебя кое-что спросить о Флине?

– Безусловно.

Проглотив вкуснейший пончик, перевожу на Эрика взгляд и спрашиваю:

– Почему ты не сказал, что твой племянник – китаец?

Эрик разразился смехом.

– Он не китаец. Он немец. Не называй его китайцем, иначе сильно его разозлишь. Не знаю почему, но он ненавидит это слово. Моя сестра Ханна два года жила в Корее. Там она познакомилась с Ли Ваном. Когда она забеременела, то решила вернуться в Германию, чтобы родить Флина здесь. Поэтому он немец.

– А отец Флина?

Эрик кривится:

– Он был женат и ничего не хотел слышать о мальчике. – Я киваю, а Эрик неожиданно продолжает: – На протяжении двух лет у Флина был отец. Сестра встречалась с одним типом по имени Лео. Мальчик обожал его, но, когда с сестрой случилось несчастье, этот недоумок не захотел больше общаться с малышом. Тогда я понял, что был прав: он был с сестрой только из-за ее денег.

Решаю больше не расспрашивать. Не стоит. Продолжаю есть, а Эрик целует меня в лоб. Несколько секунд мы смотрим друг на друга, но я знаю, что настал момент поговорить о том, что не дает мне покоя. Тем не менее сначала я делаю глоток кофе.

– Эрик, завтра новогодняя ночь, и я…

Он не дает мне закончить.

– Я знаю, что ты мне скажешь, – уверяет он, приложив палец к моим губам. – Ты хочешь вернуться в Испанию и провести новогоднюю ночь с семьей, так ведь?

– Да, – киваю я. Эрик улыбается моим словам, но я продолжаю: – Думаю, что мне стоило бы уехать сегодня. Завтра Новый год и… ну, ты меня понимаешь?

Он покорно вздыхает. Его смирение сводит меня с ума.

– Хочу, чтобы ты знала: я был бы очень рад, если бы ты осталась со мной, но… Я все понимаю. На этот раз я не могу поехать вместе с тобой. Я должен остаться с Флином. У матери и сестры свои планы, и я хочу провести эту ночь дома вместе с ним. Ты ведь тоже это понимаешь, правда?

У меня защемило сердце: я представляю, что они остаются одни. Как они могут здесь остаться совсем одни? Но перед тем как я смогла что-то ответить, мой немец добавляет:

– Наша семья распалась в тот день, когда умерла Ханна. Я никого не могу в этом упрекать. Первым, кто исчез в новогоднюю ночь, был я. Наконец… Джуд, я не хочу об этом говорить. Езжай в Испанию и развлекайся. А нам с Флином и здесь будет хорошо.

Увидев в его глазах боль, глажу его по щеке. Я хочу с ним об этом поговорить, но Айсмен не желает, чтобы я ему сочувствовала.

– Я позвоню в аэропорт, чтобы они приготовили самолет.

– Нет… не нужно. Я полечу обычным рейсом. Нет никакой необходимости…

– Джуд, я настаиваю. Ты моя невеста и…

– Эрик, пожалуйста, не усложняй, – прерываю его. – Думаю, будет лучше, если я полечу рейсовым самолетом. Пожалуйста.

– Ладно, – говорит он после долгой паузы. – Я займусь этим.

– Спасибо, – бормочу я.

Смирившись, он моргает и спрашивает:

– Ты вернешься после Нового года?

У меня начинает кружиться голова. Как он может вообще об этом спрашивать? Разве он еще не понял, что я безумно его люблю? Хочу закричать, что, конечно, я вернусь, как вдруг он берет меня за руки.

– Хочу, чтобы ты знала, – добавляет он, – что если ты ко мне вернешься, то я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты не тосковала по тому, что осталось у тебя в Испании. Я знаю, что твои чувства к родным очень сильны и что ты болезненно переживаешь разлуку с ними. Но я прошу тебя остаться со мной: я буду заботиться о тебе, защищать и, более того, любить. Хочу, чтобы ты в Мюнхене была счастлива со мной, и если для этого нам всем придется обучаться каким-то испанским штучкам, то мы их выучим и добьемся того, что ты будешь чувствовать себя здесь как дома. Что касается Флина, то дай ему время. Уверен, что раньше, чем ты ожидаешь, малыш полюбит тебя так же, как и я. Я тебе уже говорил, что он немного особенный малый и…

– Эрик, – растрогавшись, прерываю его, – я люблю тебя.

Мой голос, мои слова и его взгляд производят на меня необыкновенное воздействие – я чувствую, что по телу бегут мурашки. А потом я слышу ответ Эрика:

– Я настолько тебя люблю, малышка, что от одного ощущения, что ты удаляешься от меня, готов сойти с ума.

Наши слова искренни, а желания еще искренней. Мы любим друг друга. Безумно любим, но, когда он приближается к моим губам, чтобы поцеловать меня, открывается настежь дверь и в ней появляется Флин.

– Дя-я-дя! Почему ты так долго?

Мы отшатываемся друг от друга. Эрик ничего не отвечает мальчику, я беру лакомство с подноса и спрашиваю у него по-испански:

– Флин, хочешь пончик?

Малыш кривится. Он не знает слова «пончик», и он не выносит меня. И поскольку он не расположен делить своего любимого дядю со мной еще хоть на секунду, то заявляет:

– Дядя, жду тебя внизу, чтобы поиграть.

И прежде чем кто-то из нас мог что-то сказать, он закрывает дверь и уходит.