Онлайн книга «Ты только попроси. Сейчас и навсегда»
– Флин, не бойся. – Собаки кусаются, – шепчет он, парализованный от страха. Я вспоминаю то, что мальчик рассказал тогда ночью в постели, и, поглаживая Трусишку, пытаюсь его успокоить: – Нет, мой хороший, не все собаки кусаются. Уверяю тебя, Трусишка этого не сделает. – Однако это мальчика не убеждает, и я продолжаю, протягивая ему руку: – Давай. Поверь мне. Трусишка тебя не укусит. Пес не подходит, а только смотрит на нас. Симона с Норбертом подбадривают его, и тогда мальчик делает шаг вперед, но останавливается. Он боится. Я улыбаюсь и говорю: – Обещаю тебе, мой хороший, что он не сделает тебе ничего плохого. Флин недоверчиво на меня смотрит, и тут Трусишка ложится на снег и поднимает лапы вверх. Симона чешет ему брюшко. – Флин, посмотри. Трусишка хочет, чтобы мы его пощекотали. Иди сюда… Я тоже чешу псу брюшко, и тот высовывает язык, сияя от счастья. Вскоре мальчик подходит, наклоняется и со страхом дотрагивается до пса одним пальцем. Уверена, что за многие годы он впервые прикасается к животному. Видя, что Трусишка не шевелится, Флин оживляется и снова дотрагивается до него. – Ну, как тебе? – Мягкий и влажный, – шепчет мальчик, притрагиваясь к псу уже ладошкой. Полчаса спустя Флин и Трусишка уже друзья, а когда мы, смеясь и пища, скатываемся на санках, Трусишка бежит рядом с нами. Мы все мокрые от снега, но счастливы. Мы здорово проводим время, как вдруг слышим, что подъезжает машина. Это Эрик. Мы переглядываемся с Симоной. Заметив дядю, Флин застывает на месте. Странно. Он не бежит ему навстречу. Когда машина приближается, вижу, что Эрик смотрит на нас, а по его выражению лица догадываюсь, что он не в духе. Ну, так это в порядке вещей. Не в силах промолчать, тихо говорю Симоне: – О-о! Нас застукали. Женщина кивает. Эрик останавливает машину, выходит, и по тому, как он хлопает дверью, я понимаю, насколько он рассержен. Он с угрожающим видом направляется прямо к нам. Мать честная! От моего Айсмена идет такая мощная волна! Хуже всего, когда он хочет выглядеть супергероем. Все замерли и не дышат. Я смотрю на него. Он смотрит на меня. И, подойдя к нам, выкрикивает с порицающим видом: – Что здесь делает этот пес? Флин молчит. Норберт и Симона парализованы. Все смотрят на меня, и я отвечаю: – Мы играли в снежки, и он играл вместе с нами. Эрик берет Флина за руку и рычит: – А мы с тобой должны поговорить. Что ты натворил в школе? Я возмущена тоном, каким он разговаривает с мальчиком. Почему он так с ним себя ведет? Но только я собралась что-то сказать, как он говорит: – Мне снова позвонили из школы. Судя по всему, ты опять ввязался в драку, и на этот раз очень серьезную! – Дядя, я… – Замолчи! – орет он. – Ты прямиком отправишься в интернат. Ты, в конце концов, этого добьешься. Иди ко мне в кабинет и жди меня там. Под грозным взглядом Эрика Симона, Норберт и мальчик уходят. Женщина печально на меня смотрит, а я подмигиваю ей, несмотря на то что понимаю, что меня ждет взбучка. Похоже, мой немец вне себя от ярости. Когда мы остаемся одни, Эрик замечает санки и следы на горке и сычит: – Я не хочу видеть этого пса у себя дома, ты меня слышишь? – Но, Эрик… послушай… – Нет, Джуд, я не буду слушать. – Но ты должен, – не унимаюсь я. После дуэли взглядов, леденящих кровь, он кричит: – Я сказал: «Вон!» – Послушай, если тебя разозлили на работе, не вымещай свое зло на мне. Не перегибай палку! Он тяжело вздыхает, проводит рукой по волосам и невнятно бормочет: – Я же тебе говорил, что не хочу видеть этого грязного пса у себя дома, к тому же я не разрешал тебе катать племянника на санках, да еще и вместе с этим животным. Я удивлена его приступом гнева и, не желая сдаваться, протестую: – Не думала, что должна просить у тебя разрешения, чтобы поиграть в снежки, или должна? Если ты скажешь «да», то с этого дня буду спрашивать у тебя разрешения, чтобы дышать. Черт, только этого мне не хватало! Эрик не отвечает, а я сердито добавляю: – А что касается Трусишки, то я хочу, чтобы он остался. Этот дом достаточно велик, чтобы ты его не видел, если не захочешь. А твой сад больше похож на огромный парк. Я могу построить для него будку, чтобы он жил в ней и охранял дом. Не понимаю, почему ты настаиваешь, чтобы я выбросила его на улицу в такой холод. Разве тебе его не жалко? Бедняга, сейчас же так холодно. Идет снег, а ты требуешь, чтобы я выгнала его. Ну, Эрик, пожалуйста, подумай сам. Мой Айсмен, мой великолепный мужчина в элегантном костюме и синем пальто, смотрит на Трусишку. Пес машет хвостом, милашка! – Джуд, ты считаешь меня глупцом? – Я удивленно раскрываю глаза. И поскольку я не отвечаю, он продолжает: – Это животное уже давно живет в гараже. У меня замирает сердце. Может быть, он еще и мотоцикл видел? – Ты знал об этом? – Неужели ты считаешь, что я настолько глуп, чтобы его не замечать? Ну конечно, я знал. Я замираю, и, прежде чем открываю рот, чтобы ответить, он продолжает: – Я тебе говорил, что не желаю видеть его в своем доме, но ты все равно его привела и… – Поскольку ты опять говоришь «в своем доме»… – Я снова начинаю злиться и продолжаю произносить слова уже сквозь зубы, но решаю не упоминать о мотоцикле (если он ничего о нем не говорит, значит, лучше не поднимать эту тему). – Ты постоянно твердишь, что я могу считать этот дом своим, и теперь, когда я приютила бедное животное в гараже, чтобы оно не умерло от холода и голода, ты ведешь себя как… как… – Скотина, – заканчивает он. – Точно, – киваю я, – ты сам сказал: скотина! – А между моим племянником и тобой, ты будешь… – Что Флин натворил в школе? – перебиваю его. – Он ввязался в драку, в результате которой одному мальчику пришлось накладывать швы на голову. Я в шоке. Не могу представить Флина в роли победителя, хотя у него тоже разбита губа. Эрик в ярости проводит рукой по волосам, смотрит на Трусишку и кричит: – И немедленно вышвырни этого пса на улицу! Напряжение. Холод, который стоит на улице, не сравнить с тем, который у меня на сердце, но, прежде чем он успел еще что-то сказать, я ему угрожаю: – Если Трусишка уйдет, тогда я тоже уйду. Эрик поднимает брови и, перед тем как развернуться и уйти, равнодушно смотрит на меня. – Делай, что хочешь. В конце концов, ты всегда так делаешь, – говорит он, отчего у меня челюсть отвисает. |