Книга Арабская принцесса, страница 42 – Таня Валько

Она прерывает страшный перечень.

– Но сможет ли он принять мои поступки, которые полностью идут вразрез с нашим мусульманским правом?

– О да. Некоторые добры и снисходительны к чужим, а к своим суровы. Я читала в какой-то книжке о девчонках из Эр-Рияда: очень современный отец очень сурово наказал дочь за контакты с мужчиной. Сам исполнил фатву, бросив ее в бассейн с камнем, закрепленным на ногах.

Марыся ляпнула глупость, не подумав о том, что произносит. Слишком поздно она закрывает рот руками, словно хочет вернуть слова назад. Она видит, что собеседница бледна, как труп, и от ужаса не может вдохнуть.

– Извини, Сана! Я не знала, в чем твоя проблема. Сейчас мне уже все ясно, еще раз прости.

Она обнимает девушку за тоненькую талию, боясь, что та тут же упадет со скамьи. Чувствует, как молодая саудовка дрожит, а ее тоненькая блузка влажна от пота, хоть день, в общем-то, нежаркий.

– По своей наивности я думала, что, может, удастся это как-то уладить, что стоит попробовать, – шепчет Сана едва слышно.

В знак протеста хватает край своего цветного платка и стягивает его с головы, открывая локоны черных, как ночь, блестящих длинных волос.

– Но ты права, риск очень большой. Меня пусть бы и убили. Тяжело. Но я не могу моего любимого обрекать на мучения и смерть, – признается она наконец.

– А он не хочет сменить религию, не хочет обратиться в ислам? – спрашивает полуполька с иронией.

– Да, конечно, можно это сделать, но ты же слышала, что мы, саудовцы, должны подавать пример всем мусульманам во всем мире? Или ты думаешь, что мой отец, занимающийся делами главным образом в арабских странах, примет «перекрашенного» мусульманина как мужа старшей дочери? Кроме того, если мы решили бы ждать согласования и окончания процедуры, прошло бы несколько лет. Наш ребенок начал бы уже ходить в детский сад, а то и в школу, – шутит она с сомнением на лице.

– Ну да… неплохой паштет, – подтверждает Марыся, приходя к выводу, что не одна только она, сумасшедшая, даже глупая, руководствовалась страстью и минутным порывом.

– А может, у тебя в Саудовской Аравии жених? – спрашивает она, будучи в этом убежденной.

– Конечно. Такой неуклюжий заморыш, – кривится Сана от отвращения.

– Ты не любишь его?

– Никогда не любила! Это сын партнера моего отца, супружество нужно для скрепления общих интересов. Я видела его, может, раза два в жизни, обмолвились двумя словами и даже не обменялись номерами телефонов. Я для него избалованная доченька папочки, эмансипированная испорченная девка. А для меня он идиот, который еле-еле с третьего раза получил аттестат.

– Что ты планируешь? И как я могу тебе помочь?

Марыся не видит выхода из патовой ситуации: так или иначе будет плохо. «Бедной девушке никогда не улыбнется судьба», – думает она. Ей очень жаль красивую саудовку.

– Я думаю, что должна с Мартином бежать, – признается Сана. – Он из небольшого городка, где после окончания медицинского факультета всегда получит работу в больнице и даже жилье. А я могла бы быть медсестрой или санитаркой. Вдвоем. Плюну на карьеру и деньги. Я уже была богата и это не дало счастья, вообще ничего.

– А ты думала, что будет с семьей в Саудовской Аравии, любящим тебя отцом? Это не беспокоит тебя? Тебя не будут искать? А если найдут с мужем-христианином, что тогда?

– От меня уже ничего не зависит, а вне Саудовской Аравии они ведь не могут ничего мне сделать. Только мне жаль папу.

Она закрывает глаза, стараясь сдержать слезы, и глубоко задумывается.

– Он всегда был ко мне так добр, нежен, все понимал… Он так меня уважал! Во всем поддерживал!

– Ты его обидишь, – Марыся снова наступает на те же грабли. – Паршивая ситуация, и каждый из вариантов плох. Или принесешь в жертву себя и любовь и вернешься в страну, или сбежишь, скроешься в Польше. Но до конца своих дней уже не увидишь семью и, пожалуй, тоже не будешь счастлива. Не завидую тебе, – признает Марыся, стараясь найти какой-то более щадящий выход.

– Смотри, какой он сумасшедший!

Сана дрожащими руками разрывает конверт, который привезла Марыся.

– Рассказала ему, что хотела бы с подругой и ее братом-опекуном побывать во Франции, а он, не раздумывая, шлет мне пару тысяч долларов.

Она снова собирается плакать.

– Я своего счастья на обмане не построю, – признается она с сожалением. – В Париж я должна была лететь с моим любимым. Я злая и лживая!

Она вдруг вскакивает. Коробка, которую она держала на коленях, падает на тротуар, открывается, и оттуда высыпаются сладкие арабские пирожные.

– Он даже помнит, что я люблю бахлаву.

Она собирает сладости вместе с песком и бросает их назад в коробку.

– Остается мне только умереть! Я должна убить себя! – в отчаянии она приходит к такому выводу, а у Марыси от этого признания шевелятся на голове волосы.

– Как мне жаль… Как же грустно…

Из глаз саудовки непроизвольно начинают литься ручьями слезы.

– Я законченная обманщица и лицемерка! – шепчет она. – Грешница!

– Девочка, дорогая, зачем же так плакать?

Проходящая мимо старушка с беспокойством смотрит на молодую девушку, которая рыдает посреди аллеи, держа в руке сладости, перемазанные песком.

– Такая красивая девушка не должна себе глаза портить! Если любит, то все будет хорошо, а если нет, то он тебя не стоит, моя дорогая.

Она вытягивает маленький платочек, с трудом наклоняется и вытирает удивленной девушке лицо.

– Спасибо, – Сана встает и тепло смотрит на старушку. – Что правда, то правда. Самое главное – это любовь. Она решает все проблемы.

– Да, конечно! И молодость! – бабушка похлопывает арабку по влажной еще щеке. – Такая резвушка, как ты, ни о чем не должна беспокоиться. Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить, ты красотка!

Сана, которую поддержала старушка, скромно улыбается и машет на прощанье рукой. Она тяжело садится на скамью и доверчиво смотрит Марысе в глаза. Сейчас уже спокойно они возвращаются к прерванному разговору.

– Послушай, ты ошиблась, но нужно попробовать это как-нибудь исправить. Ты должна идти либо в одну, либо в другую сторону. На каком ты месяце беременности? – спрашивает старшая и более опытная женщина.

– На втором или чуть больше. Я только сделала домашний тест.

– А твой парень знает об этом? Как он отреагировал? У него серьезные намерения в отношении тебя? Ты должна отдавать себе отчет, что немусульмане относятся к сексу и любви менее серьезно, чем наши мужчины. Такова, к сожалению, правда.

– Я еще ничего ему не говорила, потому что сама не знаю, что делать. Я полностью разбита, – вздыхает она и, похоже, собирается снова плакать.