Онлайн книга «Безымянлаг»
|
Дорога свернула налево, до штаба – минут десять быстрым шагом. Он придет слишком рано. Может, Чернецова не будет дома, может, удастся увидеть Зою. Тетя Алла его точно накормит, удобно жить с мамой. Серов, гнида, все знает. Как там мать? Выстоит город? Хорошо, что он успел уехать. Или плохо? Двор пред штабом истоптан и изъезжен, и эта отвратительно сладкая вонь свинарника. Зимонин потянул дверь и очутился в темной прихожей. Надо оттаять, подождать, пока глаза привыкнут. – Добрый вечер, Вить, – поздоровался Зимонин с запахом махорки в темноте. Стул скрипнул, раздался короткий тихий кашель, Зимонина узнали, его поприветствовали. Про Витю было известно, что он Чернецову родственник, что привез он его из северных лагерей. На этом факты заканчивались и начинались лагерные легенды. Говорят, у него нет языка. Это неправда. Зимонин слышал, как Витя разговаривал с тетей Аллой, один раз – с водителем Сережей, не больше пары слов, но язык у него есть. Говорят, он никогда не появляется днем. Глупость, конечно. Но вспомнить его днем не у всех получается. Говорят, от него в Безымянлаге пошла мода резать горло опасной бритвой. Это тоже вряд ли. Обычный способ расправы у блатных, распространен и в других местах. Говорят, что каждый труп с разрезанной шеей – это дело Витиных рук. Ни подтвердить, ни опровергнуть это нельзя. Здравый смысл подсказывает, что не каждый. – Витя, сходи, забей свинку, – высунулась в открытую дверь тетя Алла. – Ой, Сашка, ты чего впотьмах стоишь? – Вечер добрый, отогреваюсь, теть Алл. – Снимай тулуп, топай на кухню, голодный поди опять? – Так точно, теть Алл, не успел на обед, столовая закрылась. – У вас на службе не растолстеешь. Беги на кухню, я сейчас в зале стол накрою, к тебе приду. Зимонин повесил тулуп и шапку на крючок, на гвоздь чуть правее от входа и, растирая ладони, пошел на кухню. Сел на табурет спиной к двери и стал смотреть, как ветер раскачивает кусты за окном. На кухню, деловито топая, забежала тетя Алла. – Есть курица с кашей, разогрею тебе. – Да не надо. – Вот еще, холодным, что ли, есть будешь? – Говорят, к вам опять с проверкой нагрянули? – Приехал. – Алла приложила пухлый палец к губам и заговорщицким шепотом продолжила: – Там, наверху, сидит. Стро-о-огий. Про Опарина с Чащиным выспрашивал. Берензона позвал, сейчас с документами заперся. – А Берензон здесь еще? – Какой там! Сразу ускакал. – Алла поставила на стол фарфоровую тарелку с почти стершейся голубой каймой и засуетилась, доставая приборы. – Кушай на здоровье. Пойду Витю толкну, чтоб свинку забил, его пока не толкнешь, не соберется. – Спасибо, теть Алл. Зимонин с аппетитом принялся за еду. Доел и отнес тарелку в мойку. Тепло и сытость разлились по телу. Кусты за окном, покачиваясь, то исчезали, то снова проявлялись в сумерках, напоминая морские водоросли, навевая грезы о подводном царстве. Кто там сидит наверху? Зачем приехал поднимать ил со дна? Сквозь дремоту инженер вспомнил Чащина, как они стояли, скрываясь от холодного октябрьского дождя, под козырьком начальской столовой. Рядом с ними буксовал грузовик, засевший задними колесами в грязи. Зимонину тогда тоже было сыто, и тепло, и спокойно, а Чащин нервничал и курил. О чем он говорил? О том, что в лагере все не так, что воруют все, а отвечать ему. Что Опарин не хочет с кем-то делиться. О том, что надо написать анонимку в Москву раньше, чем их похоронят с разрезанной шеей. Зимонин очнулся, как от кошмара. О чем он думал два месяца?! Почему не написал в Москву сразу после смерти Опарина и Чащина? Все это время он отгонял эту мысль от себя, потому что страшно было писать. Страшно было оказаться неправым и еще страшнее правым. И он не сделал ничего. И как получилось, что теперь это ничего держит холодное лезвие у его горла? Инженер провел рукой по шее, ладонь вспотела, дыхание стало частым, а сердце забилось быстро и неровно. Никто не станет пускать кровь за доски. За бобину проволоки, вспомнил Зимонин случай на прошлой неделе. За то, что он выступил против бригады Берензона на последнем собрании, за знакомство с Чащиным, за Зою Чернецову. Зою Чернецову. – Ты что здесь делаешь? – раздался ее голос. – Зоя, – обернулся Зимонин. – Что у тебя случилось? В голосе – ни сочувствия, ни интереса. Она закурила папиросу и стала разглядывать инженера, ожидая ответа. – Геннадий Аркадьевич пригласил к ужину, получилось пораньше приехать, ты мне не рада? – Зойка, иди, не дыми мне тут на кухне! Все прокурила! Посиди с Александром Константиновичем в зале, не мешай мне здесь крутиться, готовить, – засуетилась тетя Алла, раскладывая свежую «Волжскую коммуну» на столе и бросая на нее кусок мяса. Прежде чем газетная бумага начала пропитываться кровью, Зимонин успел увидеть интервью с конструктором Ильюшиным. Надо прочитать. – А почему не в «Сталинскую стройку» завернули? – насмешливо спросил инженер у тети Аллы. – Какая была, – быстро ответила она, но потом до нее дошел смысл слов, и она бросила испуганный взгляд на Зимонина. – Так, все, идите с кухни! Они с Зоей медленно перешли в зал. – Что с тобой? У тебя круги под глазами. Ты так и живешь на ТЭЦ? – Зоя, – Зимонин долго молчал, не в силах поднять глаза на девушку. – Я правда не понимаю, что происходит. Все вокруг как-то не так. Просыпаюсь бодрым, а к вечеру все валится и сам валюсь. Разговоры какие-то странные вокруг. Сегодня встретил Серова, он мне какую-то ерунду про тебя с Чащиным рассказывал, Берензон доски у меня пытался украсть, я не дал, а Маркова найти не смог… – У него баба рожает, – бесстрастно вставила Зоя, закуривая следующую папиросу. – Да, я знаю. Проверка эта из Москвы приехала… – А тебе что до нее? – Ничего, просто все вместе, на стройке, как всегда, все наперекосяк идет, в планы не укладываемся… Знаешь, я сегодня вспоминал, как мы летом на Волгу ездили… – Ты сломался, Зимонин, – тихо и пусто сказала Зоя. – Ты помнишь? – не расслышав ее слов, переспросил инженер, стараясь разглядеть тепло в ее глубоких карих глазах, увидеть улыбку. – Помню. Была жара, было душно, было пыльно, вода была грязная. Ты совсем дурак, Зимонин? – А? – Я спрашиваю, ты совсем отупел? Ты зачем Берензону мешаешь? Ты вообще понимаешь, что вокруг тебя происходит? Слова и правда не сразу долетали до Зимонина, отдаваясь гулом, как будто Зоя произносит их откуда-то сверху. И раньше, чем их смысл дошел до инженера, комнату наполнил Геннадий Аркадьевич: – Ты уже тут, комсомолец?! Воркуете?! Давай, Зоя, к гостю сходи наверх, что-то он там зачитался, позови к ужину. А ты, Александр Константинович, за мной. В кабинет, на ковер. |