Онлайн книга «Кровавые жернова»
|
– А если бы меня здесь не было, что бы ты подумал? – Не знаю. Но ты же здесь. Полуянов наполнил рюмку, подвинул ее к Марине. Сам взял высокий стакан с ярко-оранжевым соком и, прикоснувшись к рюмке, глянул в глаза женщины. Та хмыкнула: – За что выпьем? – За нас, – мягко произнес Антон, делая глоток густого сока. Марина медлила. В небе послышалось гудение самолета. Марина, запрокинув голову, посмотрела в синеву, зажмурилась, сощурила глаза и скривилась, будто от боли. – За нас так за нас, – она выпила водку мелкими глотками и запила ее апельсиновым соком. Полуянов разломал цыпленка на две части, разложил по тарелкам. Ели они с аппетитом. И мужчина, и женщина чувствовали, что их начинает охватывать желание. Они почти не разговаривали, обменивались короткими фразами: – Вкусно? – Да. – Очень? – Тебе еще? – Спасибо. – Мне воды, – остановив официантку, попросил Антон. – Минеральной, без газа. И, пожалуйста, холодной. Официантка была в накрахмаленном фартуке, на высоких каблуках, словно работала не на улице, а в дорогом ресторане. Старомодная белая корона с кружевными краями была приколота к волосам. – Смешная, – сказал мужчина, когда официантка, покачивая высокими бедрами; направилась к стойке. – Прямо снежная королева какая-то. Почему-то в детстве у меня было желание стать не артисткой, не певицей, не врачом, не парикмахером, не учительницей, а именно официанткой. Полуянов смотрел на задумавшуюся Марину. Та сидела упершись локтями в край стола, положив подбородок на сомкнутые пальцы. – Странная мечта. – Я даже не знаю, почему официанткой, а не кем-то другим. Когда я была маленькой, мамина подруга работала в ресторане на Тверской. Мы с мамой заходили к ней, она угощала меня мороженым, конфетами, фруктами. Она была такая красивая, всегда такая нарядная, что мне даже хотелось, чтобы именно она была моей мамой. И я как-то, рассердившись на маму, сказала ей о своем желании. – Мама, конечно, обиделась? – Нет, ничуть. Она рассмеялась и сказала, что ее подруга несчастная, что все у нее плохо. И детей нет именно потому, что работает официанткой. Тогда я этого не поняла, а потом, уже в школе, желание стать официанткой забылось. Официантка в накрахмаленной короне, цокая каблучками, принесла бутылку минеральной воды и высокий чистый стакан. Поставила перед Полуяновым. – Не могу тебя представить официанткой. Хотя любая форма делает женщину, по моему мнению, более желанной. – А по мне так это чушь. – Нет, это правда. Вспомни, как Краснов смотрел на стюардессу. Напоминание о муже Марины слетело с уст Полуянова случайно, помимо воли. Он тут же осекся и, как ему показалось, даже немного покраснел от смущения. Марина взглянула на пустую рюмку, давая понять, что Антон должен ее наполнить. * * * Самогон из деревни Погост, вознесенный самолетом на девятикилометровую высоту, почти беззвучно булькал в стаканы. Финансовый инспектор Савелий Иванович раскраснелся, расслабил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу. Ему было хорошо, и он этого не скрывал. – Легко пьется, как парное молоко. Краснов улыбался с видом победителя. В бутылке живительного напитка оставалось еще предостаточно. Время от времени он поглядывал в иллюминатор. – Люблю ровное гудение двигателя. Всякое однообразие, монотонность успокаивают, усыпляют. – Правда, – сказал Савелий Иванович. – Монотонность и однообразие вредны лишь в сексе. Это я вам могу сказать как человек, сменивший двух жен. – А я менять супругу не собираюсь. – Возможно, когда станете богатым, смените жену, – Савелий Иванович крутил в пальцах до половины налитый стакан, крутил довольно ловко. – Нет, не сменю. Я уже стал достаточно состоятельным, но желание к переменам так и не появилось. – Значит, недостаточно богатым, – глубокомысленно заметил финансовый инспектор и, выдохнув, быстро выпил самогон. Краснов синхронно повторил движения спутника. – Через два с половиной часа будем на месте. Интересно, какая там погода? – Будет жарко. Я звонил накануне. Меня встретят, могу и вас подбросить. – Не откажусь. Минут пять говорили о пустяках, ни для финансового инспектора, ни для Краснова интереса не представляющих. – Вы надолго в Ханты-Мансийск? – Думаю, не меньше недели. Придется с бумагами повозиться. А вы? – День-два и назад. Я бы, может, и дольше задержался, но много работы осталось в столице. – А у меня служба, командировка выписана на десять дней. И суточные получены, и гостиница оплачена. Так что десять дней Москвы мне не видать. – Огромный самолет качнулся, затем вздрогнул, и пластиковый стаканчик финансового инспектора завалился на бок. Несколько капель самогона вылилось на откидной столик. – Он горит, – засмеялся Краснов, – я проверял. – Охотно верю. – От него удивительное тепло, даже в кончиках пальцев покалывает. * * * Полуянов посмотрел на темно-зеленую бутылку, повернул ее к себе этикеткой и вслух прочел: – Разлито и бутилировано с благословения святейшего Патриарха. Слышала? – И что из того? – Такую же штуку можно сделать и в Погосте. Договориться с церковниками и разливать по бутылкам воду из источника, продавать в Москве, в Питере. Источник-то святой. – Почему вы с Красновым, – произнеся фамилию мужа, Марина вздрогнула, – все сводите к деньгам, все пытаетесь превратить в деньги? Что вы за странные люди такие? – А почему бы и нет? – ладонь мужчины накрыла ладонь женщины. – Давай не будем о делах, – Антон сжал тонкие пальцы Марины. – Когда ты рядом, я не могу думать о работе. У меня вообще все мысли пропадают. Я в этом только что имел возможность убедиться, – Полуянов выпил стакан воды, положил на столик деньги. Когда они шли к машине, Марина оглянулась на стройную официантку, убиравшую посуду, и ее взгляд на какое-то мгновение вспыхнул той детской, неподдельной и искренней завистью. – Вот такая ты мне нравишься, – приобняв за плечи, Полуянов прижал к себе Марину и поцеловал в висок. – Очень нравишься. – Ты мне тоже нравишься, когда о делах перестаешь думать. |