Книга Ариец. Книга 2. Молот Одина, страница 21 – Александр Прозоров

– Низкоуглеродистое железо при ударе дает длинную желтую искру, углеродистое – искру со звездой, как при салюте, только маленькую. Это, кстати, как раз углерод и горит. Среднеуглеродистое дает короткий разлет с красными звездочками. Но для холодного оружия пригодна только инструментальная сталь, это красные искры без звезд, или марганцевая, которая отличается белыми искрами.

– Понял, – после краткой заминки признал Викентий. – В вопросе ты сечешь. Сделать из этого топорика боевой сможешь?

– Как? – развел руками Матвей. – Дернуть волосок и сказать: «Трах-тибидох»? Ты меня за старика Хоттабыча принимаешь?

– А чего тебе для этого нужно?

– Конвертер и кислородное дутье.

– Вот хрень! – в сердцах сплюнул Викентий. Покрутил топорик в руках, сунул за пояс: – Ладно… Будем воевать тем, что есть. Было бы с кем.

Он с надеждой посмотрел на лес за грядками, но ольховник оставался тих и спокоен.

Однако Похвист, похоже, придерживался другого мнения. Седовласый бог, прохаживаясь по стене из края в край, с явной тревогой смотрел на ползущие по небу облака, становящиеся все гуще и гуще. Наконец остановился, пригладив бороду, развел руки. Почти сразу налетел свежий ветер, закружил мусор, кусочки коры и древесную щепу, огладил холодом обнаженный торс Одина, растрепал черные волосы Валентины и взметнулся ввысь. Тут же, прямо на глазах, облака шарахнулись далеко в стороны, открывая над славянами голубое небо.

Где-то далеко в лесу застучали бубны. Облака остановились, попытались заползти на открывшееся пространство. Однако Похвист передернул плечами – и их просто порвало в клочья. Голубизна над городом стала шире. Прочие облака начали темнеть, стремительно обращаясь в тучи. Потянуло влажностью – округ города начался дождь, березняк скатился в сумерки. Чистый круг над крепостью тоже постепенно темнел, на нем появились первые звезды.

– Я могу чем-нибудь помочь? – спросил седобородого бога Один.

– Ступай отдохни, – посоветовал Похвист. – Завтра тебе могут понадобиться силы. С погодой лесовикам меня не одолеть. Я ветра лучше собственного дыхания чувствую, словно руками, ими шевелить могу, любую грозу развею. Вот если кость в кость рубиться доведется, тогда тебя и кликну.

Викентий спорить не стал. Спустился – и сразу очутился в окружении нескольких молодых славянок, увлекших его в сторону ворот.

– Идем к костру, великий Один! – звала одна.

– Позволь, я тебя водой чистой напою! – обещала другая.

– У меня репа в углях закопана, – уверяла третья.

Вскорости реконструктор уже сидел на слегах, заменяющих скамью, через костер от своих товарищей, подобного ажиотажа среди местных селян не вызывающих. Впрочем, голодными их тоже не оставили. И репу печеную веточкой из костра выкатили, и глиняные блины на колени положили.

– Что это? – удивился Викентий, получив от почтительной девушки корявый коричневый кирпич.

– Сломай! – посоветовала та.

Бог пожал плечами, расколол «кирпич» о колено – и тут же ему в нос ударил густой аромат запеченной рыбы. В животе весело заурчало, и Викентий принялся за трапезу.

После упитанного сазана и трех сладко-рыхлых клубней настроение воина стало благодушным, глаза начали слипаться. И тут перед ним опустилась на колени уже знакомая круглолицая красавица с голубыми глазами.

– Дом мой обороняя, ты всю свою рубаху в клочья изорвал, – сказала она, поднимая на вытянутых руках какой-то сверток. – Вот, прими от меня сей дар! Своими руками вышивала!

Викентий, вскинув брови, взял подношение, развернул. Это оказалась длинная и просторная куртка из сыромятной кожи, скроенная по типу гимнастерки – надевать ее следовало через голову. Новоявленный бог так и сделал. Провел пальцами по груди, тряхнул бахрому, потрогал костяные шарики.

– Кажется, впору, – расправил Один складки. – И очень вовремя.

– Меня зовут Уряда! – улыбнувшись, прошептала девушка.

Молодой человек поднял ее с колен, крепко поцеловал в губы, тихо спросил:

– Как же мне отблагодарить тебя, Уряда?

Девушка крепко ухватила его за руку – и увлекла прочь, куда-то в темную глубину двора, куда еле дотягивался свет факелов, затянула в простенок между частоколом и стопкой теса, засыпанный изрядным количеством свежего сена. Настолько свежего, что правильнее было бы назвать его просто травой. Распустила узелки ворота, стянула с себя платье – оказавшись полностью обнаженной. Вестимо, нижнего белья в этом мире еще не изобрели.

– Подари мне сына, храбрый Один, – прошептала девушка, закидывая руки ему за шею.

– Охренеть, до чего же ты красива! – выдохнул воин.

– Правда? – улыбнулась Уряда.

– Я никогда не вру! – соврал Викентий, обнимая девушку. Снова крепко поцеловал и предупредил: – С первого раза может не получиться. Нам придется встречаться снова и снова.

– Давай помогу раздеться, – потянула наверх его куртку девушка. – Твои раны тебя не тревожат?

– Какие могут быть раны, когда рядом такое чудо? – Избавившись от одежды, Викентий увлек ее на траву, вытянулся рядом, целуя юное тело, алые губы, белую шею, высокую грудь… Но тут у девушки лопнуло терпение, и, оборвав ласки, она вдруг опрокинула его на спину, села сверху… И новоявленный бог утонул в блаженном пламени единения.

У великого Одина выдался длинный день. Длиною почти в двое суток и три тысячи лет, начавшийся битвой возле красной «Хонды», ночным сражением с двумя жадными до любви прелестницами, полетом сквозь века, дневной схваткой против оборотней. Посему ему можно было простить то, что после огненного взрыва сладострастия он поддался усталости и провалился в глубокий, безмятежный сон, больше похожий на небытие. И в этом небытии его разум щекотно тешили голоса, на разные лады поминая его имя.

«Все будет хорошо. Великий Один не даст нас в обиду».

«Великий Один храбр и непобедим. Он одолеет оборотней».

«Как лихо дрался Один! Рядом с таким сражаться не-страшно. Он обязательно победит».

«Нам повезло с Одином. В этот раз лесовики точно обломают о нас зубы».

«Каков храбрец этот великий Один! Он кинулся против целой стаи и разогнал оборотней!»

Что странно, в этом сне Викентий достаточно ясно ощущал, кто именно обращается к нему с этой благодарностью или надеждой: мамаша с толстой косой, убаюкивающая ребенка, и засыпающая там же девушка, молодой воин с факелом, несущий на стене службу, пожилой Кряжич, улегшийся спать возле ворот, и юный парнишка рядом с ним. Они словно молились Одину, благодаря и надеясь на помощь, – и Викентий буквально физически ощущал тепло этой благодарности.

Из странного наваждения его вытянули прикосновения губ Уряды, ее осторожные ласки, жар внизу живота, текущее по жилам напряжение, переносящее воина из дремоты прямо в бездну взрывного наслаждения. Тяжело дыша, он открыл глаза – сидящая на нем девушка наклонилась, нежно поцеловала: