Книга Тень берсерка, страница 62 – Валерий Смирнов

Сережа, Сережа, да какие могут быть последствия? Я ведь просто играю, не больше того. Точно так, как они со мной. Ну что прикажешь делать, бежать к Вершигоре, потрясать компроматом, которого он ждет, требовать вместо него неразворованный спецхран? Глупо. О конкретном месторасположении других спецхранов генерал просто не знает. Зато при моем откровении о возможной утечке информации по «Тарантулу» начнет нервничать.

Рябову тоже стало не по себе, дружбану ментовскому, значит, Вершигора точно прореагирует, как я рассчитываю. Ишь как переживает Сережа за, так сказать, смежников, им впору одаривать Рябова нагрудным Знаком «Лучший друг кентов и ментов». Да ведь все это — блеф чистой воды. Не потому, что документы фальшивые, как тот берсерк с топором, а из-за состояния общества, вот о чем генерал, в отличие от меня, никогда не догадается вместе с Сережей.

Пусть опубликует этот компромат какая-то газета, ну и что? Вой подымется, парламент на дыбы встанет, президент темной ночью министра внутренних дел начнет разносить? Где угодно — да, но только не у нас.

Это у них, за бугром, чуть что — высокопоставленные чиновники без всяких намеков со стороны сами выходят в отставку. При малейшем обвинении в прессе они реагируют, как принято в цивилизованном мире. Даже если чувствуют свою правоту. Зато у нас чиновника в отставку только динамитом выбьешь. И выбивают. А все остальное — дешевые базары, длящиеся годами. Вон бывшего премьера одни независимые газеты обвиняли в страшном казнокрадстве. Не слабее, чем тех, кого пообвиняли-пообвиняли, а затем успокоились. У нас за такими фактами ходить далеко не надо, каждый день новые сыщутся. И что сделал этот теперь просто парламентарий? То, что и следовало ожидать. Поведал через другие независимые средства массовой информации — я честный человек, зато они сами ох как воруют. Есть тому примеры и жареные факты, получите, в лучшем виде.

Ну и что? Ничего.

Тем более, страна решительно поднялась на борьбу с коррупцией, столько комитетов и советов создали, от их подсчета любой калькулятор заклинит. Старый эстрадный номер, борьба нанайских мальчиков — не больше того. Один артист из себя двух нанайцев на сцене корчит, сам с собой борется на глазах многочисленных зрителей. А те смеются. Все как в жизни. Сплошная договорная ничья с вечным счетом: ноль-ноль.

Два нуля выходит. Как в сортире.

Так и живем.

Не переживай, Рябов, ничего страшного не будет, если какая-то из независимых газет, находящаяся на нашем содержании, опубликует разоблачительный материал о подвигах «Тарантула». Тоже еще событие — нарушение Конституции, было бы удивительно, если бы ее положения соблюдались. А народ у нас простой, ко всему привычный, ему не до «Тарантулов» и прочих спецподразделений. Он ведь рассуждает очень просто: без суда и следствия уже не расстреливают, массово статьи не клеят, на великие стройки силком не гонят — и слава Богу.

— Надеюсь, ты никого не собираешься подставлять, — наконец-то решился на полный нейтралитет Рябов.

— Точно так, как никто не собирается использовать меня втихую, — достойно отвечаю на душевные переживания Сережи. — А по такому поводу — получи документы. На хранение. И давай сворачивай кино. Кстати, где ты живешь?

— Неподалеку, — последовал, как всегда, достойный ответ.

— Спасибо за откровенность. Значит, так, Сережа, будет тебе небольшая работа, кроме сборов. Пока суд да дело, убери Маркушевского.

— Ты это чего? — чуть ли не всерьез воспринимает мои слова коммерческий директор.

— Надоел, глиста сушеная. На нервы действовал. Того глядишь, опять фотографиями трупов будет утомлять. Нервы мои, расшатанные донельзя, такого не вынесут.

— Ну ты же сам все понимаешь, — попытался оправдаться Сережа.

— Только не лечи меня, что Маркушевский — исключительно подпора. Охотники...

— Имеют полное право, — теперь Рябов от защиты интересов Вершигоры перелез адвокатствовать на сторону Маркушевского. — Так сложились обстоятельства. В конце концов, менты с частными сыскными агентствами работают достаточно плотно.

— Короче! — бросаю тоном приказа.

— Короче — длиннее. Ситуация здесь неординарная, — начал переживать уже за всю страну Рябов, однако во мне эти стоны отчего-то не вызвали ностальгии по относительно спокойным временам, когда револьвер в руках преступника был из ряда вон выходящим событием.

— Сережа, хватит. Маркушевский — на самом деле внутреннее расследование?

— Да, — чистосердечно сознается Рябов.

— И чего менты хотят?

— Порядка! — выпалил Сережа, и я так расхохотался, что едва удержался на стуле, а затем закашлялся.

Промочив горло давным-давно остывшим кофе, все еще весело смотрю на Рябова, а затем бросаю приказным тоном:

— Рассказывай!

— Ситуация неординарная, — повторился коммерческий директор, однако на этот раз я не стал его одергивать. — Везде все как положено. Или принято. А здесь? Монополизм, можно сказать.

— То есть?

— То есть везде платят братве или ментам. Нормальная схема. Но в этой дыре — только ментам. Они братву сами создали. Искусственно. Тот же покойный Будяк... Он роль играл. Конспираторы хреновы. Доконспирировались, ни одного дела по фактам вымогательства. Даже для приличия...

— Нестеренко к этому руку прикладывал?

— Здесь все прикладывают. Братва так называемая за малую долю занимается инкассацией. Корчит из себя крышу, когда на торговцев идет плановый ментовский налет. Потом снимает дополнительную пенку — и всем хорошо. Фраерки убеждаются, какая могучая у них крыша, потому что менты ведут себя соответственно. Вчера грозились на десять лет усадить, а после переговоров с крышей становятся ласковее мамы.

— Так зачем же им было мочить Будяка?

— А ты знаешь, кто его грохнул?

— Нет, — откровенно признаюсь я. — Зато ты знаешь.

— Откуда? Это убийство не лезет ни в какие ворота. Как ни крути.

— Покрутим с другой стороны. Кто застрелил администратора?

Рябов засопел и раскололся:

— Бригада Будяка.

— Всем составом этой художественной самодеятельности под видом деловых? Конкретику давай. Ты сегодня не отмолчишься.

— Если так можно сказать — заместитель Будяка. Васькой зовут...

— Мент?

— Был ментом, — конкретизирует Рябов.

— Когда ты его взял под колпак?

— А мне долго думать не нужно. Всех берем. С кем ты соприкасался.

— И тех двоих в баре? Они ведь не бывшие.

— Нам без разницы. Ты работаешь на отвлечение...

— Как Васька себя чувствует?

— Отлично. Алиби у него нестойкое, оттого и спокоен. Вдобавок друзья в погонах. Компаньоны, можно сказать.