Книга Не позже полуночи и другие истории (сборник), страница 65 – Дафна Дюморье

Монахини пели «Богородице, дево, радуйся» по-голландски – по крайней мере, так показалось Бэбкоку, впрочем, возможно, и по-немецки. На пятой и шестой Станции Страстного пути монахини опускались на колени, и он, с трудом вытаскивая из кармана справочник паломника, восстанавливал в памяти, что на пятой Станции крест возложили на Симона Кирениянина, а на шестой Вероника отерла лицо Спасителя своим платком. Он не сразу решил – становиться ему на колени, как то делали монахини, или оставаться стоять вместе с православными священниками. После некоторого раздумья пастор склонился к тому, чтобы присоединиться к монахиням и стать на колени, – так он проявит большее благоговение перед святыней, большее смирение.

Все вперед и вперед, все время вверх в гору; все ближе и ближе храм Гроба Господня, и вот он уже возносит над Бэбкоком свой величественный купол. И наконец, последняя задержка – они во дворе базилики; минута-другая – и монахини, и он сам, и православные священники через высокую дверь пройдут к месту последних Станций уже в пределах самого храма.

Именно здесь Бэбкок убедился – еще в монастыре Ecce Homo он испытал легкий приступ тошноты, – что с желудком у него происходит что-то неладное. Его пронзила резкая боль. Отпустила и вернулась вновь. Обливаясь потом, Бэбкок посмотрел направо, налево… и понял, что выбраться из толпы паломников невозможно. Пение не стихало, перед ним высилась дверь храма, и, несмотря на все усилия, он не мог вернуться назад – православные преграждали путь. Он должен идти дальше, должен войти в храм. Иного пути нет.

Храм Гроба Господня поглотил Бэбкока. Как сквозь сон различил он в полумраке уходящие ввысь своды, ступени лестницы, вдохнул запах множества человеческих тел и ладана. «Что мне делать? – в панике спрашивал он себя. – Куда идти?» А тем временем, усугубляя мучения Бэбкока, к горлу подступал навязчивый вкус вчерашнего рагу из цыпленка. Спотыкаясь, пастор поднимался вслед за монахинями в часовню Голгофы. По обеим сторонам от него высились алтари, его окружали огни бесчисленных свечей, кресты, обетные приношения – он ничего не видел, ничего не слышал. Он чувствовал только давление, распирающее изнутри его тело, и властный призыв кишечника, совладать с которым не могли ни молитва, ни воля, ни само милосердие Господне.

Боб Смит вместе с Робином оказался позади православных священников и первым заметил страдание на лице Бэбкока. Когда пастор, перед тем как его увлекли в храм, в последний раз опустился на колени, он был очень бледен и вытирал лоб платком.

«Ему, кажется, плохо, – подумал Боб. – Вот-вот потеряет сознание».

– Послушай, – сказал он Робину, – я немного беспокоюсь за нашего пастора. Пожалуй, нам не стоит терять его из виду.

– Правильно, – ответил Робин. – Почему бы вам не пойти за ним? Ему, наверное, неловко среди всех этих монахинь.

– Думаю, не в том дело, – сказал Боб, – по-моему, он заболел.

– Наверно, – заметил Робин, – ему нужно в туалет. Откровенно говоря, я бы и сам не прочь.

Он огляделся в поисках места, где мог бы осуществить свое желание.

Боб Смит не знал, на что решиться.

– Может быть, тебе постоять здесь и подождать, пока мы вернемся? Конечно, если ты не горишь желанием осмотреть храм Гроба Господня.

– Совсем не горю, – сказал Робин. – Что там ни говори, я все равно не верю, что это то самое место.

– Хорошо. Тогда я попробую добраться до пастора.

Боб протолкался к двери и вошел в храм. Как и Бэбкока, его встретил полумрак, своды, поющие паломники, ступени и часовни в боковых приделах. Большинство паломников уже спустилось вниз, в том числе и монахини, за которыми по-прежнему неотступно следовали священники. Но Бэбкок, чья фигура так бросалась в глаза, когда он шествовал между ними по Via Dolorosa, исчез. Вскоре Боб разыскал его во втором приделе: пастор сидел на корточках, привалившись к стене и закрыв лицо руками. Над ним склонился ризничий, какой он национальности – грек, копт, армянин, – Боб не мог определить. Когда Боб подошел к ним, ризничий поднял голову.

– Английский паломник, – сказал он шепотом, – ему плохо. Пойду позову кого-нибудь на помощь.

– Не надо, – сказал Боб. – Я знаю его. Он из нашей группы. Я сам о нем позабочусь.

Он наклонился и коснулся плеча Бэбкока:

– Не беспокойтесь. Я с вами.

Бэбкок знаком попросил его нагнуться.

– Скажите, чтобы он ушел, – прошептал он. – Со мной случилась ужасная вещь.

– Да, – сказал Боб. – Понимаю.

Он сделал знак ризничему; тот кивнул и направился в другой конец придела задержать группу паломников, направляющихся в их сторону. Тем временем Боб помог Бэбкоку подняться на ноги.

– Такое могло случиться с каждым из нас. Эка невидаль! Помню, как-то раз на розыгрыше Кубка…

Боб не закончил – его несчастный спутник был слишком расстроен, он сгибался от слабости и стыда. Боб взял пастора под руку и помог ему спуститься по ступеням и выйти из храма.

– На свежем воздухе вам станет лучше, – сказал он.

Бэбкок шел, крепко вцепившись в Боба.

– Во всем виноват цыпленок, которого я съел вчера за обедом, – объяснял он. – Я специально не притронулся к фруктам и салату, как меня предупреждала мисс Дин. Решил, что цыпленок будет безопаснее.

– Не волнуйтесь, – утешал его Боб. – Это же от вас не зависело. Как вы думаете… худшее уже позади?

– Да… да, позади.

Боб огляделся. Робина нигде не было. Должно быть, он все же решил зайти в храм. Что же делать, черт возьми? Мальчишку нельзя оставлять одного, но и Бэбкока не бросишь. Ему снова может стать плохо. Его обязательно надо проводить до ворот Святого Стефана и посадить в автобус. А за Робином придется вернуться.

– Послушайте, – сказал он, – мне кажется, вам необходимо поскорее вернуться в отель, переодеться и лечь.

– Как я вам благодарен, – пробормотал его спутник. – Ужасно благодарен.

Бэбкока уже не заботило, бросается он в глаза или нет. Даже если люди и оборачиваются и провожают его взглядами – какое это имеет значение? Когда они с Бобом возвращались по Via Dolorosa мимо тех же поющих паломников, туристов, крикливых торговцев овощами, луком, бараньими тушами, он уже знал, что воистину низвергся в самые глубины унижения, что через акт, свидетельствующий о слабости нашей плоти, претерпел такой стыд, какого не испытывал ни один смертный. Как знать, не стал ли жертвой подобного и Спаситель, терзаемый страхом, без помощи и сочувствия, перед тем как его пригвоздили к позорному кресту?

Первое, что они увидели, подойдя к воротам Святого Стефана, была машина «скорой помощи», которая стояла рядом с их автобусом. Вокруг машины толпились незнакомые люди, и бледный от волнения служитель уговаривал их разойтись. Боб сразу подумал о Джил. С Джил что-то случилось… Но тут из толпы, окружавшей машину, появился Джим Фостер; он был растрепан и слегка хромал.