Книга Река без берегов. Часть 1. Деревянный корабль, страница 67 – Ханс Хенни Янн

Возможность такого обращения с умершим для Янна — одно из самых серьезных обвинений в адрес современной цивилизации. Вместе с тем, в его романах всегда остается возможность символического толкования подобных эпизодов. Так, в романе «Угрино и Инграбания» похороненный в храме скелет, в котором Мастер узнает свою мать, оживает и превращается в прекрасную женщину после крика Мастера: «Я люблю тебя, очень люблю!» (Угрино и Инграбания, с. 55). В романе «Перрудья» главный герой говорит то ли о себе, то ли о других (в чем-то родственных ему) людях (Perrudja, S. 55): «Норвегия хорошая мать... <...> Мать... речь ведь о бастардах... несет вину за неудачного ребенка. А кто же отец? Незаконный отец? Другой климат. Другое Пра-Время. Другие боги».

С. 166. ...разъята на слои, словно луковица (скелет, мышечные ткани, кровеносная система, нервные стволы, изъеденные болезнью органы), — в какой-нибудь анатомичке... Сравнение человека с луковицей отсылает к знаменитому месту из пьесы Генрика Ибсена «Пер Гюнт», где этот персонаж обращается к самому себе (Пер Гюнт, с. 292-293; перевод Ю. Балтрушайтиса; курсив как в тексте публикации):

Нет, ты не царь, ты — лук. И я тебя,

Мой милый Пер, сейчас же облуплю!

Тебе твое упорство не поможет.

(Берет луковицу и начинает снимать слой за слоем.)

Вот верхний слой, немного поврежденный, —

Моряк в беде, плывущий на обломках.

Вот тоненький листочек — пассажир; —

И все-таки он пахнет Пером Понтом.

За ним — искатель золота, весь сок

Иссяк, коль был. Вот лопасть с толстым краем —

Ловец бобров в Гудзоновом заливе.

Здесь — тонкий слой, похожий на венец; —

Долой его без лишних разговоров!

Здесь крепкий лист — любитель старины.

А здесь пророк, молоденький и сочный.

Но он притом так крепко пахнет ложью,

Что даже больно праведным глазам.

Здесь нежный лист, что тотчас же свернулся —

Властитель, живший в сладостях земли.

Вот лист — больной. Чернеющий; — по цвету Он может быть священником и негром.

(Срывает сразу несколько слоев.)

Листки без счета! Скоро ли ядро?!

(Ощипывает всю луковицу.)

О Господи! До самой сердцевины Одни листки, — лишь уже и короче. —

Природа остроумна!

Образ Янна также приводит на память поэтический сборник Готфрида Бенна «Морг» (1912), и в частности стихотворение «Реквием», где говорится (Бенн, с. 45), что от любого человека остаются

Яички, мозг — в трех мисках лишь обмылки.

Храм Господа и стойло сатаны.

Грудь с грудью и подобие ухмылки:

Голгофа, первородный грех смешны.

С. 167. ...идет по деамбулаторию собора... Деамбулаторий — кольцевой обход вокруг главной апсиды, являющийся продолжением боковых нефов; предназначался д ля паломников, которые, проходя через него, могли обозревать находящиеся в капеллах реликвии и поклоняться им.

С. 168. ...свинцовые блоки. См. сайт «Устройство и снаряжение военного корабля XVIII века» (http://library.thinkquest.org/C0125871/e5.htm).

С. 168. ...в эту нарастающую Разреженность — постепенную смерть души. Об этой сфере в «Новом „Любекском танце смерти“» рассказывает Бедная душа хорошего человека (с. 278):

Я долго странствовал. Оставил за плечами многое. Промежутки между стоянками все увеличивались. А сами стоянки уменьшались. У меня сохранилось единственное имущество: воспоминания, но они уже не имеют определенного вкуса. Здесь все разрежено. Свет вытек и израсходован. А что можно бы назвать воздухом... Этот холод между мирами стал безжалостно-бесплодным, почти абсолютным холодом.

Душа — по Янну — умирает, когда гибнут (становясь все более разреженными) последние связанные с ней воспоминания.

С. 185. И находил их достаточно хорошими: простыми и лишенными ловушек. Ср. желание Густава «оставаться хорошим, как материя, не ведающая собственной глубинной сути» (в главе «Буря», с. 102, и комментарий к этому месту, с. 233).

С. 187. ...с удалившимся Неизвестным... В этих словах — явная аллюзия на концепцию «удалившегося Бога» (Deus absconditus).

С. 192. ...рожденных женою. См.: Иов 14,1: «Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями...».

С. 193. ...пресловутого Жиля де Рэ... Жиль де Монморанси-Лаваль, барон де Рэ, граф де Бриен (1404-1440) — французский маршал и алхимик, участник Столетней войны, сподвижник Жанны д’Арк. Был арестован и казнен по обвинению в серийных убийствах мальчиков. Послужил прототипом Синей Бороды.

Ящики пустые, все как один. Начало помрачения рассудка... Безудержный крик отчаяния человека, увидевшего смерть дорогого ему существа... Может, только один-единственный ящик скрывает в себе мумию. Или — мраморный труп, приемлемую замену земного тела. Весь монолог Густава вертится, по сути, вокруг тех или иных позиций в отношении искусства, которое здесь предстает в образе либо бессмысленного набора холодных мраморных статуй, либо — склепа с разлагающимися трупами. Этот монолог перекликается со сценой в склепе собора из раннего романа Янна «Угрино и Инграбания» (Угрино и Инграбания, с. 55):

Я подошел к одному деревянному гробу, чтобы открыть его. Крышка не была прибита. Я медленно ее поднял. В гробу лежала, укутанная в лиловую ткань, дивной красоты женщина с закрытыми глазами, тлением не тронутая. Но от нее одной, казалось, исходил весь холод этого помещения.

Пока я смотрел на нее, губы ее приоткрылись, и она спросила:

— Ты меня любишь?

Я ответил, вздрогнув:

— Ты слишком холодная.

Она спросила еще раз:

— Но ты любишь меня?

Тут я понял, что это моя мать; но сказал:

— Ты же мертвая.

И сразу услышал невообразимый шум, треск — как если бы сталкивались берцовые и прочие кости; я страшно вскрикнул, почувствовав, что мертвые из земляных могил хотят ворваться сюда через дверцу, потому что завидуют такой нетленности. Но мама на моих глазах тоже превратилась в скелет.

Тогда я обхватил руками ее мертвые кости, прижался губами к черепной коробке и крикнул:

— Я люблю тебя, очень люблю!

В тот же миг чужие останки с протяжным свистом вернулись в свои могилы, а на моих руках снова лежала холодная как лед красавица — и она улыбалась.

С. 204. ...если бы чудовищность закрытого блока, опасного в его кажущейся бесполезности и громоздкости... В письме к Вернеру Хелвигу от 28 августа 1946 года Янн писал о своем персонаже Густаве Аниасе Хорне: «Такой распад на составные части, отсутствие всякой опоры, даже бесхарактерность казались мне достойными изображения. А иначе как мы сможем когда-нибудь приблизиться к этому лживому ледяному блоку под названием „человек“?»