Книга Не гаси свет, страница 122 – Бернар Миньер

— Хотите кофе? — спросила Кристина.

Полицейский улыбнулся и пошел следом за ней в дом.

Лео и Тома играли у бассейна, и мальчик звонко смеялся.

— Я достал то, что вы просили, — сказал Мартен.

Штайнмайер готовила кофе, стоя спиной к Сервасу, и повернулась к нему не сразу. Он увидел, как напряглись ее плечи.

— Вы были правы… — Сыщик подтолкнул к ней папку и вдруг вспомнил тот апрельский день, когда она «воскресла». Просто позвонила по телефону и сказала: «Я вернулась…» Они встретились в кафе, в центре города, и первый его вопрос был: «Где вы пропадали все это время?» Кристина ответила просто: «Сбежала… Мне нужно было выдохнуть, побыть одной… Я путешествовала…» Мартен не купился, но это не имело значения. Мила покончила жизнь самоубийством. Классический случай…

— Знаете, о чем я все время думаю? Совпадет ли голос женщины, звонившей в ту ночь в полицию, с голосом Милы Болсански? — задумчиво произнес полицейский, глядя хозяйке дома в глаза.

Она отреагировала мгновенно и совершенно спокойно:

— Думаете, это было убийство?

Сервас покачал головой.

— Судебный медик на сто процентов уверен, что Мила сама вскрыла себе вены. Тем не менее я считаю, что некто, пожелавший остаться неизвестным, обнаружил её мертвой в ванне и сделал звонок, выдав себя за покойницу… Думаю, некто поступил так из-за ребенка: одному богу известно, что с ним могло случиться, если бы не звонок в полицию. И я почти уверен, что это сделала женщина…

Мартен посмотрел Кристине в глаза, но она научилась хорошо скрывать свои чувства, и он перевел разговор на другую тему.

— Перед кремацией вашей сестры было сделано вскрытие. Вы не ошиблись: она была беременна. Никто не пытался выяснить личность отца: несмотря на самоубийство, уголовное расследование не проводилось. В те годы анализ ДНК делали крайне редко. Зародыш сгорел в печи вместе с матерью…

— Известно, кто распорядился о кремации? — спросила Штайнмайер.

— Да. — Сыщик протянул ей листок. — Это было в деле.

Разрешение на кремацию. Женщина взяла его в руки и прочла:

Она дважды перечитала фамилии — отца и того самого врача, на которого напала в двенадцать лет, их семейного врача.

— Спасибо, — ответила Кристина.

Собеседник передал ей следующий документ:

— Это касается мадемуазель Болсански. Сожгите, как только прочтете.

— Зачем?

— Читайте.

Штайнмайер прочла — и оцепенела.

— Почему вы…

— Потому что не понимаю, что это значит, а дело закрыто.

— Спасибо еще раз…

Мартен пожал плечами и пошел к двери.

В руках у Кристины была выдержка из полицейского отчета: в яме за домом Милы Болсански были найдены образцы не одной ДНК, а двух. Первая принадлежала Маркусу, вторая — Кристине Штайнмайер…

Сервас обернулся с порога и спросил:

— Как вы поступили с собакой?

Женщина улыбнулась:

— Мы с Лео последовали вашему совету. Вы были правы: это очень красивое место.

Он ехал по рокадной дороге, надеясь проскочить до часа пик, и вдруг задохнулся от неожиданной мысли. Крутанув руль, мужчина съехал на обочину, не обращая внимания на негодующие гудки и разъяренные лица водителей. Некоторое время он сидел и смотрел прямо перед собой, тяжело дыша и пытаясь усмирить рвущееся из груди сердце.

Две ДНК…

Возможно ли такое? Мартен смотрел в пустоту — и видел ее улыбающееся лицо. Смотрел в пустоту — и видел ее, Марианну.

Полицейскому показалось, что фильм запустили с конца, и события возвращаются к началу. Возможно ли нечто подобное? О да, еще как возможно!

Он не молился ни разу в жизни.

А сейчас молился.

Молился, когда нажал на педаль акселератора и на полной скорости вылетел на дорогу. Молился, не обращая внимания на ругательства и оскорбления, несшиеся из открытых окон, молился, виляя из ряда в ряд, подрезая и обгоняя не по правилам, молился, мчась навстречу безумной надежде.

Он бросил машину во дворе комиссариата и сломя голову побежал к стоявшему чуть в стороне корпусу, где находилась полицейская научная лаборатория. Пулей проскочив в дверь и толкнув кого-то, не извинился и помчался прямо к Катрин Ларше. Именно ей он несколько месяцев назад отдал на анализ сердце Марианны, и она сделала его — за двенадцать часов, в рекордно короткий срок, — поняв, насколько это для него важно. Катрин была свидетелем его срыва, видела, как он опрокинул стол и закричал, словно раненый зверь, услышав страшную правду.

— Мартен? — изумилась криминалист, когда он подбежал к ней.

— ДНК… — задыхаясь, просипел он.

Ларше сразу поняла, о чем он говорит, и напряглась: слухи о его депрессии и долгом отпуске по болезни дошли и до ее ушей.

— Мартен… — заговорила она успокаивающим тоном.

— Не беспокойся, я в полном порядке… ДНК, — повторил Сервас, — где ты ее взяла?

— Не понимаю…

— Что за образец ты использовала при анализе?

Катрин нахмурилась:

— Сомневаешься в моей компетентности?

Майор замахал руками, а потом прижал ладони к бокам и изобразил низкий — «японский» — поклон:

— Ты самый компетентный человек на свете, бесценная Катрин! Я просто хочу знать: ты делала анализ по кровному родству, так? По восходящей-нисходящей?

— Да. Ты хотел, чтобы я сравнила материал с ДНК ее сына — Юго. У меня нет никаких сомнений: это была кровь Марианны, Мартен. Митохондриальная ДНК передается непосредственно от матери к ребенку, все человеческие особи наследуют ее только от матери.

Сервас вспомнил, как открыл коробку и увидел истекающее кровью человеческое сердце — кровь тогда уже начала сворачиваться. Сердце Марианны: дьявольский подарок швейцарца любимому полицейскому…

— Ты сказала — кровь? — переспросил он уже более спокойно.

— Да, кровь… Именно кровь. Кровь и сперма максимально насыщены ДНК. В одной капле крови содержится восемьдесят тысяч кровяных телец, и в ядре каждого имеется полный набор ДНК, — объяснила Ларше. — Кроме того, хочу напомнить, что ты меня подгонял, хотел получить результаты немедленно. Мы взяли кровь из предсердия — шприцем, это был лучший способ.

Сыщику показалось, что его собственное сердце вот-вот взорвется: