Книга Осколок ордена, страница 28 – Иван Козлов

— И перед вами я, значит, чист, как слеза ребенка?

Полковник согнал улыбку с губ:

— Понял. Хочешь, значит, чтоб между нами не было никаких недоговоренностей, да? Ладно, открываю карты.

Он выдвинул один из ящиков стола, рыться в нем не стал, взял не глядя папку сверху, словно был готов к такому повороту беседы.

— В руки не дам, но прочесть прочту. Слушай. «И непосредственно перед вылетом вертолета капитан Панин выстрелом в упор в голову убил местного жителя Ису Гаджиева, когда тот сказал, что откажется давать ложные показания»... Прокомментировать сие можешь?

— Могу, — сказал Панин. — Никто из моей группы сие написать не мог.

— Так уверен в своих?

— Не в этом дело. Фамилию Исы из всего отряда знал только я.

— Логично. Но мы были не в курсе и пошли несколько иным путем. Трассологи поработали, выяснили, что пуля в Ису вылетела не из твоего ствола. Все. На прошлом ставим точку, в этой папке на тебя у нас больше ничего нет. Возвращаемся в день сегодняшний. Понимаешь, Вадим, что мне покоя не дает? Не вижу никаких причин, по которым хоть кому-то стоило бы убивать нашего человека. Ему всего двадцать пять, никаких громких дел за плечами, так что врагов себе еще не успел нажить.

— Может, что-то большее стоит за смертью ресторатора? Паша же этим делом занимался?

— Да ничего там не стоит! Вот за смертью его телохранителя — да, кое-что есть. Посему второй четкий вопрос: Бычков говорил тебе что-то о стволе, из которого на Москве-реке убили Бислана и лодочника?

— Что снайперская винтовка, скорее всего, взята из арсенала спецназа.

Амирханов наконец-то перестал быть изваянием, шевельнулся, сказал то, что обычно не говорят в адрес мертвых:

— Дурак!

Славин оказался чуть разговорчивее:

— Будь он живой, я б ему по морде съездил, хоть Паша и сын генерала. Понимаешь, раз тебе сказал, то не исключено, что и другим — тоже. Да еще специально подчеркивал, что именно этим вопросом занимается. Когда такие факты всплывают — это уже серьезно. За это убивают.

6

Волин сидел мрачный, сосредоточенный, и водитель Рассадина, желая поддержать напарника, своими дурацкими репликами только ухудшал его настроение.

— Волин, — говорил он, держа руль, — ты не переживай, Константин Евгеньевич хозяин слова, я его давно знаю. Если пообещал за Панина заплатить, то заплатит. Цена, конечно, разная будет. Одно дело — если завербуешь, чтоб на нас работал, и другое — когда шлепнуть придется. Тебе что легче?

— Это как спорить, что слаще — хрен или редька.

Водитель заржал:

— Тоже правильно. Но в любом случае на Канары съездить хватит. Ты оттуда ракушек для аквариума привези. У меня аквариум хороший... Слышь, что сказать хочу. Вербовать — одна канитель. Пулю в сердце пустить проще.

— Ты много пускал?

Водитель нахмурил лоб:

— Не было у меня такого, но теоретически готов. Чего там сложного, подошел, пиф-паф — и получай денежки. Константин Евгеньевич заплатит.

— Заплатит. Пулей, как обычно, платят заказчики исполнителям.

У водителя даже руки дрогнули, машина заметно вильнула.

— Ты что, Волин? Ты уже проверенный человек, а шеф проверенными дорожит. И в голову такое не бери! А потом, Рассадин и ко мне прислушивается, я ему о тебе только хорошее говорю. Нет, плохие мысли из головы выкинь. Я, скажу честно, даже завидую тебе. Канары — это круто!

— Раз завидуешь — давай поменяемся, — сказал Волин. — Мало того что Рассадин заплатит, так и я еще подкину.

— Не... Что мне на Канарах делать? Я и плавать толком не умею... Так, метро справа. Ты здесь выходишь?

Волин неохотно вылез из салона, пошел к светофору, чтоб перейти дорогу, и только когда загорелся зеленый, водитель, глядя ему в спину, набрал номер Рассадина.

— Константин Евгеньевич, наш друг гулять отправился. «Маячок» я ему нацепил, так что переговоры послушаю и вам доложу. Сразу же, конечно...

А Волин подошел к книжным развалам, к столику, за которым стоял Мишка.

— Привет, Миша.

Гречихин совсем не обрадовался появлению сослуживца и даже, кажется, не удивился.

— Привет, Волин. Что интересует из кладезя знаний?

— А что посоветуешь?

— Есть книжонка, тебе подойдет: «Сто знаменитых предателей».

Волин понял, что дальнейший разговор на вольные темы у них не получится, и перевел его на рабочие рельсы:

— Мне надо с Паниным встретиться.

— А ему это надо?

— Думаю, да.

— Попросить прощения хочешь за то, что топил его?

— Я озвучил то, что мне приказали.

— Мне думается, Абрамов не просто приказал, а заплатил тебе за это, так?

— Гречихин, давай эту тему закроем. Помоги Панина увидеть.

— Я на роль сводника не гожусь. Если очень надо — найдешь.

— В том-то и дело, что некогда мне искать. Потому тебя прошу: передай ему, пусть исчезнет на время. Его заказали, понял? Я стрелять не буду, но есть те, которые это сделают. И еще: адрес Ларисы там знают. Я, я, дурак, его сказал.

Весь этот разговор прекрасно слышен водителю. Он поправил наушник и вздохнул:

— Действительно дурак!

7

Станислав Викторович зашел к нему с утра, и Вадим сразу отметил, что у шефа воспалены глаза. Такие глаза бывают от бессонницы. В кабинет попробовала было заглянуть секретарша, но Станислав Викторович остановил ее:

— Юля, меня минут двадцать ни для кого нет.

— А ваш утренний кофе сюда?

— Сюда ничего и никого не надо.

Секретарша тотчас закрыла дверь, а шеф, сложив руки на груди, остановился напротив вставшего с кресла Панина:

— Вадим, после смерти Алана я у Рассадина теперь единственная мишень, так?

— Скорее всего, да, Станислав Викторович. Я так понял, вы не выспались, потому что Жене опять всю ночь звонили?

— Ты всегда все правильно понимаешь, Вадим. Трубку мы не снимали, но это же не выход. Бесконечно так продолжаться не может.

— Дайте команду, и мы изберем лучший способ защиты — нападение.

Станислав Викторович нахмурился:

— Мы уже говорили на эту тему. Нет! Меня бы устроило другое: если он перестанет претендовать на мой бизнес и назовет сумму, которая его устроит... И которая меня, естественно, устроит... Он получит ее и уедет в свою Испанию.

— Чтоб вернуться опять через пару лет и начать все сначала?

— Не начнет, если мы выкупим сейчас все бумаги.