Онлайн книга «Контрольная диверсия»
— Ох, как я за тебя рада! А мне не везёт! Женихов много, но всё не те! — «Всё не те!» — передразнила её подруга. — Кривые, что ли?! По-моему, ты, подруга, перебираешь! В гробовой тишине кафе бандерлог осуждающе произнёс: — Вона їй ще співчуває! На него довольно миролюбиво шикнули: — Не мешайте эксперименту, товарищ майданутый! Девушки смутились и покраснели. Бандерлог заткнулся. В этот момент все услышали ещё издали: «Всеобщая мобилизация! Ура! На Донбасс! На Донбасс!» и, естественно, бросились к окнам. Но вначале увидели не инвалида, а согбенную спину, потом — седую голову: женщина толкала коляску по центру улицы мимо бронзового Городецкого в шляпе, с чашкой кофе в руке, мимо гранитных столбиков, чтобы машины не заезжали на тротуар. Непомерно толстый инвалид с красным лицом, в «американке», размахивал костылём, в другой руке он держал подтаявшее мороженое, которое капало ему на «американку», прямо на звездно-полосатый флаг. И всё поняли, что инвалида угостили на входе в Пассаж, чтобы он кричал: «На Донбасс! На Донбасс!», а он патриотично добавил отсебятину о всеобщей мобилизации. Ну не дурак ли? Кто же об этом вопит?! Об этом только шепчутся, бестолочь! Следом пара-тройка фотографов снимала эту комедию. Призывные крики инвалида постепенно затихли по мере того, как он удалялся к выходу из Пассажа, и по мере того, как интерес публики к нему падал. Большинству в кафе было стыдно. Все испытали одно и то же ощущение гадливости, словно подглядели неприличную стенку, все, кроме бандерлога, давно утратившего чувство реальности: — Ну і де твій міліціонер?! — крикнул он, демонстрируя, что смертельно оскорблён старухой Клавой. — Де?! — А вот где! — показала театральным жестом на дверь старуха Клава. Лицо её было вдохновленным и горело праведным светом. В кафе вошёл милиционер в куртке защитного цвета с капюшоном, на бедре скромно болтался пистолетик. Милиционер, не обращая ни на кого внимания, подошёл к стойке и сказал: — У меня двадцатка с копейками, налей мне вот… — он поводил пальцем бутылкам, — вот этого. Сколько выйдет? — Сто пятьдесят три грамма, — в пику старухе сказал бармен. — Для ровного счёта, налей сто пятьдесят, а три оставь себе. — Давай, за нас счёт сто шестьдесят? Кафе нервно ахнуло. — Нет, мне лишнего не надо, — грубо ответил милиционер, который оказался честным человеком даже в таких мелочах. Только после этого он обратил внимание, что все с напряжением смотрят на него. — Что?! — спросил он. — Что?! Я голый или у меня ширинка не застегнута?! Его пальцы с армейской естественностью сыграли на ширинке короткое глиссандо. — Да нет, — ответили ему радостно хором, — просто мы на вас поспорили! — Поспорили, что? — удивился он и провёл той же ладонью по «ежику» на голове. Справа от макушки у него темнел плохо залеченный ожог. — Вот эта добропорядочная женщина, — объяснили ему, — сказала, что если вы закажете ровно сто пятьдесят граммов конька и если из Киева вынесут гроб, то война закончится! — Не может быть! — рефлекторно воскликнул милиционер. — Что, всё так просто?! — С его лица сошла краска: — Меня хотели на фронт отправить… Форму выдали… Получается, я поеду домой?! — Да, представьте себе! Теперь не заберут! — обнадёжили его хором. — Стоп, стоп, стоп! — закричал бандерлог, который не хотел сдаваться. — А який коньяк ви п'єте?.. Снова наступила напряженная тишина. Всё ощутили разочарование от того, что из-за какой-то ерунды пророчество старухи Клавы может и не сбыться и мобилизация может продолжиться до последнего киевлянина. Негоже умирать там, где тебя не ждут! Негоже умирать за олигархов! Негоже умирать за бандеровщину и за другую сволочь, которая засела за океаном и не даёт обещанных денег. — Как ты всем, пацан, надоел! — закричали все, кроме двух девушек и милиционера, которые не были в курсе дела. — Что ты мне налил? — оборотился к бармену милиционер. Раздосадованный бармен шмыгнул носом и непозволительно долго задержал паузу. — Ну говори! — потребовал бандерлог, которому издалека не было видно, из какой бутылки наливал бармен. — «Коктебель», — удручённо ответил бармен. Раздались аплодисменты. Старуха Клава встала и театрально раскланялась: — Всё в руках божьих! — Правильно! — поддержали её. — К чёрту мобилизации! Пусть майданутый воюют, и всякие там вальцманы-кровавые, а нам и так хорошо. Вот ещё в Евросоюз вступим, заживём, как у Христа за пазухой! Пока публика разбиралась с этим вопросом, Цветаев тихо спросил у бармена: — «Коктебель»?.. — Ага… - беззастенчиво кивнул бармен. Что-то в его взгляде было такое, что давало ему моральное право не боялся разоблачения. Цветаев понимающе усмехнулся. Похоже, он один видел, что в тот момент, когда милиционер проверял ширинку, бармен налил ему не «Коктебель», а банальный, хоть и дорогой «Шабо». — У меня белый билет, — не моргнув глазом, сообщил бармен. — Поздравляю, — сказал Цветаев. — И пупочная грыжа… — Неоперабельная? — со знанием дела уточнил Цветаев и, вспомнив о дурной привычке, почесал шрам на груди. — Да… А у тебя? — Спанделопатия. — Ага… — понимающе кивнул бармен. — У моего брата на всякий случай сосудистая деменция, флегмона и заражение крови, а ещё он инсценирует «донбасским синдромом»: при малейший более-менее громком звуке у него происходит калоиспускание, он норовит куда-нибудь забиться и делает вид, что не контролирует себя. — Такого точно не возьмут, — с сознанием дела сказал Цветаев. — Что ты! — воскликнул бармен. — Повестку прислали. А я… — вдруг доверительно наклонился он, — я просто сбежал «оттуда» и живу под чужой фамилией. — В смысле, дезертировал? — уточнил, отстраняясь, Цветаев. — Прихватил документы двухсотого. Официально я покойник. Меня нет, я не существую. Я остался в «южном ящике», но зато живой. Вот так-то! — Это там так загорел? — Ну да, ничем не смывается. — А не боишься рассказывать мне? — Нет, ты же свой! — В смысле? — Видел я тебя «там», только с другой стороны. Мы с тобой супротив стояли. — Похоже, — удивился Цветаев и понял, что видит перед собой «пушечное мясо» в чистом виде, с такими даже никто не заводил знакомства, чтобы не привязываться и не сожалеть о дружбе. Повезло парню, обыграл он смерть, теперь играет в игры с хунтой на Банковской. |