Онлайн книга «Птичий суд»
|
«Там», как будто он представлял себе, что я была в самом телевизоре. – Я вела серию программ по норвежской истории. – Вы были ведущей программ? – Да. – На телевидении? – Да, – резко ответила я. Неужели это так трудно себе вообразить? Он умолк. И снова посмотрел на меня. – Но потом серия программ закончилась. – Не совсем. – И вы приехали сюда. – Да. – Потому что захотели заняться чем-то совершенно иным. – Да. – Ведь на телевидении вы больше быть не могли. – Не могла. Он бросил на меня пронзительный взгляд. – Вам нужно было уйти. Уйти совсем. – Да, я должна была исчезнуть. – Никто не должен вас достать. – Совершенно никто. Его зрачки сузились. – Но почему? – А вы почему здесь, почему совсем один? – Но сейчас разговор о вас. – Вы правы, никто не должен был меня достать. Еще предложения? – Что вы такое могли сделать? Работали на телевидении… долго? – Два года. – Довольно недолго. Могло это быть что-то связанное с финансами? – Нет, это тут точно ни при чем. – Политическое? – Нет. – Тогда остается только один вариант. – А всего вариантов, выходит, было три? – Да, вы ведь это знаете. Как будто за другой стороной стола сидел хищник, большая и длинная волчья шкура на садовом стуле. – Да, так и было. – Ох, Аллис… Он посмотрел прямо перед собой, на горы и розовое небо и подумал. – У вас был какой-то?.. Я повернулась к нему, и наши взгляды встретились. – Мужчина? – продолжил он. – Нет. Он замолчал, опустошил свой стакан и прикрыл глаза. Его лицо приняло серьезное, почти напряженное выражение, он был так красив, что было больно смотреть. Я скучаю по нему, хоть он и сидит здесь, хотя и я сижу с ним, подумала я. Он не открывал глаз, и мне пришло в голову, что так он выглядит в постели с кем-то. С Нур. Я подумала, что вот так серьезно он и выглядит. Попыталась отмахнуться от этих мыслей, думать было сложно. Он тут же встал и ушел. Ушел. Как обычно, молча: пам-парам, вечер окончен. Ах, проклятье, черт возьми, подумала я, наливая полный стакан неудач и гнева. Но тут дверь открылась, и он снова оказался рядом со мной, теперь одетый в толстый шерстяной свитер. – Думаю, нам нужно пламя, чтобы смотреть на него, как вам кажется? – Да, пожалуй. Он пошел в сад, открыл старые ворота и исчез вниз по лестнице. Вернулся со старым мангалом и поставил его передо мной. Я сидела неподвижно, сделала еще глоток. Он снова ушел, на этот раз в дровяной сарай, быстро вернулся со связкой и бросил поленья на землю. Очень быстро темный вечер осветился. Огонь, что может быть лучше огня? Ничего, подумала я. – Вы уверены, что не хотите есть? – А какая еда у нас есть? – Разная, – ответила я. – Не стоит обо мне беспокоиться. – Но у нас же есть сосиски. Его лоб нахмурился, что случалось очень редко, знак того, что еще не все потеряно. Я пошла за сосисками, а пока меня не было, он нашел два старых, порядком изношенных шампура, почерневших на кончиках. Мы нанизали сосиски и стали жарить их на огне, медленно прокручивая в руках. Потом съели их прямо с шампуров, запивая мелкими глотками джина. Мясной сок стекал с шампуров. Я ошалела от алкоголя, все это было совершенно грандиозно. Я нанизала новую сосиску и заметила маленькие буквы, высеченные на рукоятке. На тупом конце шампура была выведена, очевидно, «Н». Да, так они и сидели здесь и жарили сосиски, им было хорошо вместе. Только бы она не вернулась. Нет же, она именно это и должна сделать. Нет, не должна. После того как сосиски были съедены, я встала и пошла принести еще. Мы сидели, пристально смотря на огонь, дым окутывал нас, березовые дрова потрескивали, давая сильный жар. – Значит, вы из тех, кто убегает, когда все становится сложно. Я повернулась к нему. Он сидел, откинувшись назад, и не выглядел так, словно только что произнес оскорбление. – Что вы сказали? – Значит, очень скоро вы и отсюда убежите. – А вы хотите все усложнить? – Может быть, и так. Я не клюнула на эту наживку. Сейчас он помрачнеет, так он уже много раз делал. – Удачи, – сказала я. – Я совершил предательство. Это вырвалось у него без предупреждения, и я похолодела, удивленно посмотрев на него. Его глаза были в тени, а скулы и нос освещались лунным светом. – Вы предали? – Да. – Зачем вы это говорите? Он не ответил. – Кого вы предали? Я заметила, как тихо говорила, и выпрямилась, чтобы немного взять себя в руки. Его взгляд был черным, он сидел со своей бритой головой, к которой я никогда не смогу привыкнуть. – Всех. – Всех во всем мире? – Нет. Я заметила, что он вот-вот опять уйдет в себя. Я наклонилась вперед и подложила еще полено, подумав, что, пока горит огонь, он не уйдет. – Кого? Он не ответил. Наступила полночь, я начала замерзать. Казалось, что на этот раз он сказал достаточно. Я встала так, что стул подо мной заскрипел, и пошла в дом за пледами. Я надеялась, что он испугается, что я уйду спать. К моей радости, он плотно укутался в плед, когда я протянула его ему. Так мы и сидели, словно два дрожащих индейца, не говоря ни слова. – Знаете, что в вас странно? – спросил он вдруг. – Нет. – Вы никогда не смотрите мне в глаза. – Почему это не смотрю? – Это правда. Вы не смотрите мне в глаза, всегда смотрите сквозь меня. – Нет, это неправда. Я так не делаю. – Делаете. «То же самое я заметила и за тобой, уже давно», – подумала я, но не сказала этого вслух, прежде всего потому, что не хотела, чтобы это звучало как передразнивание. – Так я и узнал об этом. – О чем этом? – Что вы от чего-то убежали. Он посмотрел прямо на меня, переведя дыхание. |