Книга Атлантарктида, страница 37 – Василий Головачев

Самолёт за компьютерщиком не прилетел, с «большой земли» обещали прислать его сразу после Нового года, и Рембо продолжил обитать в медицинском модуле взаперти, предоставленный горьким размышлениям о судьбе‑злодейке. Сжалившись над ним, Пименов велел поставить в модуль запасной телевизор, выделил из библиотеки несколько книг, в том числе Уголовный кодекс Российской Федерации, наряду с фантастикой, и переключился на решение неотложных задач, которых хватало.

Медик экспедиции как‑то к вечеру заикнулся было об освобождении Рембо (молодо‑зелено, никуда не сбежит), но Михаил Павлович ответил ему жёстко:

– Во‑первых, с ним никто не станет общаться после такой подставы и не захочет жить в одном кубрике. А одного его не оставишь и не поселишь, вы знаете наши условия. Во‑вторых, таких кретинов надо воспитывать по полной программе, чтобы неповадно было повторять ошибки, иначе они воспримут послабление как разрешение жить по своим хотелкам. Семёныч прав: основная масса так называемых компьютерных гениев – младая, прыщавая, комплексующая, трусливая, агрессивная труха, да ещё к тому же необразованная, умеющая только кнопки нажимать, но не имеющая совести и души. А я, к сожалению, проглядел парня, взял, понадеявшись на оценку большого человека.

Что этот «большой человек» является директором Фонда перспективных исследований и может тоже служить иностранной разведке, Пименов умолчал.

О судьбе Рембо неожиданно заговорил и заместитель Пименова Васюченко:

– Как ты думаешь, что ему будет?

– Тюрьма будет, – буркнул Михаил Павлович. – Лет семь дадут, учитывая молодость и глупость.

– Ему в медблоке одиноко… страшно… да и скучно…

Присутствующий при разговоре пилот «Глазастика» съехидничал:

– Тебе скучно и одиноко? Никто не звонит, не пишет, не приходит? Нет романтики и приключений? Это легко исправить. Возьми кредит и не плати.

– Вот! – поднял вверх указательный палец Пименов. – Глас народа.

Больше о Рембо не вспоминали.

Зато кто‑то из полярников завёл разговор о праздновании Нового года, и Пименов поручил заместителю установить в командном модуле ёлку, которую они привезли с собой, пластиковую, конечно, и подготовить программу.

– С алкоголем или без? – индифферентно уточнил Васюченко.

– Официально – без, – веско сказал Михаил Павлович. – Шампань там, вино, но в меру.

– Понял, – шутливо козырнул Васюченко.

«Глазастик» трудился «не покладая рук».

Каждый час он рапортовал о проделанной работе, передавал фотоснимки и видеофильмы, записанные во время наблюдения за Куполом и Колонной, и параметры среды: температуру, плотность, вязкость, солёность и прочие данные, характеризующие обстановку на дне озера.

Среда, то есть вода подо льдом, явно претерпевала изменения.

Во‑первых, изменился её минерально‑солевой состав, хотя предпосылок к этому не было. «Глазастик» перед спуском в воду прошёл антибактериальную обработку и никаких загрязнений на корпусе не имел.

Во‑вторых, температура воды над «спрутом» Купола повысилась на три градуса и продолжала повышаться понемногу.

В‑третьих, кое‑какие из «щупалец»‑валов, ниспадающих со склонов Купола, начали светиться, не постоянно, а как бы подчиняясь командам изнутри, но свечение их было зафиксировано не раз и не подлежало сомнению.

И, наконец, самое интересное случилось аккурат утром тридцатого декабря, когда пилот робота‑субмарины снова направил её к Ростральной Колонне, вызывающей у всех полярников наибольший интерес формой и загадочностью.

«Глазастик» снова попытался отколупнуть от Колонны образец, потерпел очередную неудачу, повернул к Куполу, и в этот момент его телекамеры заметили мелькнувшую в двух десятках метров от аппарата треугольную тень.

Аксёнов отреагировал мгновенно, разворачивая аппарат, однако объект ускользнул в тёмную пучину, и подробно разглядеть его не удалось.

– Рыба? – сомневаясь в своей трезвости, сказал Аксёнов.

Пименов, которого пилот подозвал к своему столу, растерянно покачал головой.

– Скорее скат… манта…

– Не может быть!

– И я такого мнения.

– Разрешите поискать?

– Без фанатизма.

– Слушаюсь.

«Глазастик» устремился прочь от Купола, вслед за исчезнувшим «скатом», но поиски ни к чему не привели. Неизвестное существо, то ли рыба, то ли морской скат – манта, скрылось в неизвестном направлении. Но камеры зафиксировали его силуэт, и Пименов, поделившись новым открытием с Кириллом Григорьевичем, поспешил доложить о феномене в Москву, не представляя, какую сенсацию вызовет его сообщение в научных кругах и ещё большую – в министерстве обороны.

Антарктида, озеро Восток. 30 декабря, ближе к полудню

Лобанов хотел сразу после выхода в озеро отправиться на поиски Купола, однако Вербов был непреклонен:

– Поспи! Мы спали, пока ты сидел за штурвалом, поэтому дальше не пойдём до тех пор, пока не отдохнёшь. Мне нужен капитан с хорошо работающей головой.

Лобанов сник, вопросительно посмотрел на Вершинину, но девушка тоже приняла сторону Дениса, и капитан сдался:

– Хорошо, посплю пару часов, только чаю горяченького хлебну. Кто со мной?

Чай захотели все, тем более что время завтрака уже прошло, а подкрепиться не мешало. Вскипятили чайник, разобрали пакетики.

– Ромашковый чай успокаивает нервы, – сказал Дрёмов, выбирая пакетик, – рекомендую.

– Особенно ромашковый с запахом коньяка, – подхватил Лобанов, осклабившись, – а также со вкусом коньяка и можно без чая.

Инга улыбнулась.

Воодушевлённый её реакцией капитан принялся было рассказывать анекдот, но Вербов исподтишка показал ему кулак, Лобанов оценил, перестал смешить слушателей и расположился в своей «рабочей станции», разложив её как сиденье автомобиля.

– Не расслабляйтесь, – велел он членам экипажа. – Американцы где‑то поблизости.

– Не обижай, кэп, – ответил бортинженер.

Через несколько секунд Лобанов уже спал.

– Вымотался, – тихо сказала Инга.

– Двое суток за штурвалом, – согласился Вербов. – Не хотите прикорнуть?

– Благодарю, я в норме.

Помолчали, вглядываясь в темноту на экранах, скрывающую тайны озера. После долгого и сложного подводного перехода, треволнений схватки с неизвестной субмариной, после нервного напряжения, связанного с постоянным ожиданием экстрима, выход в озеро и остановка в относительной безопасности действовали на психику угнетающе, поэтому пассажиры и молчали, привыкая к новому ритму жизни, хотя и не ждали полного спокойствия, находясь на глубине трёхсот метров в водах озера, под четырёхкилометровой толщей льда.