Онлайн книга «Одесса на кону»
|
Такая система порождает и неравенство: работа следователя видна, и потому следователей все больше и больше. Работа оперсостава не видна, поэтому его все меньше и меньше. Настоящих детективов и не осталось почти – остались те, кто бумажки подшивает, и те, кто избивает подозреваемых. Восемьдесят процентов дел – очевидные случаи, они и делают статистику. На остальное просто забивают. И это если не учитывать, что у следователя той же прокуратуры есть большой соблазн развалить дело за взятку – он отвечает за соблюдение сроков следствия, а не за криминогенную обстановку в районе. Потому серьезно обсуждалась мысль о том, чтобы набрать больше детективов и чтобы следственные действия – допросы, экспертизы, очные – оформляли они сами. Так дело в одних руках находится, есть с кого спросить. Но, похоже, что все благие начинания в очередной раз потонули в бюрократическом болоте. – Что мать говорит? Ты уже ее допрашивал, кстати? – А чего говорит? Кремень – баба, кстати. Говорит, что жил тут один, квартира от деда осталась. Почти никогда к ней не заходил, иногда разговаривали по телефону. Ничего необычного или настораживающего. – Женщина была? – Она не знает. Вообще, говорит, замкнутый был. Понятно. Что ничего не понятно. Интересно, как они жили, если мать не знала о том, с кем живет сын. – А поквартирный? Масляк скривился: – А чего он даст? Соседей сейчас опрашивают. Ну, да. А чего он даст? Можно и вообще не работать? – Друзья? – Пока не установили. Говорят – ходили какие-то в камуфляже. – Мобилка? Деталировку сделали? Масляк прищурился: – А чего так интересуешься? – Из моего экипажа пацана убили. Масляк задумчиво выпустил дым, размышляя о том, давать мне информацию или не давать. Потом, очевидно, совесть переборола: – На нем один номер был. Пять звонков за полгода, все исходящие, по работе. По геолокации – дом, работа. Все. – Значит, левая трубка была. – Наверное, после АТО… Я знал, что в АТО волонтеры покупали на свое имя дешевые трубки и стартовые комплекты, раздавали бойцам. Установить теперь принадлежность трубок не представлялось возможным. Вышел Игорь, сделал знак – к машине. Пора закругляться. – Добро. Спасибо за помощь. – Сань, – Масляк не отпускал мою руку, – не лез бы ты сюда. – Это как понимать? – спросил я. – Как дружеское предостережение. Как русский русскому, хотя и ксива у тебя какая-то мутная, но ты все равно ведь русский. Я прищурился: – Откровенность за откровенность. Тебе стыдно не бывает? – За что? – Ты знаешь. Масляк цинично усмехнулся: – Сань, я совесть в пятом классе на турецкую жвачку сменял. Знаешь, были такие – Turbo. Этот город до нас так жил, сейчас так живет и будет так жить. И нам надо жить. Желательно хорошо, соображаешь? Я посмотрел на руку: – Отпусти. Масляк выпустил мою руку, с сожалением проговорил: – Как знаешь… – Скачал? – Ага. У Игоря была с собой такая флешка, я дал, про которую здесь и не слыхивали. Чем она занимается? Она создает точную копию всей информационной составляющей компьютера – или по желанию только интернет-активности. То есть можно было, имея такую флешку, составить полный электронный портрет подозреваемого. Это была не российская разработка, я купил ее в Лондоне, там устройства подобного рода продавали законно [18]. Я достал ноут, включил, вставил флешку… – Куда едем? – К тебе домой, если можно. С родителями твоими познакомлюсь, заодно и по делу поговорим. – С моей мамой по делу поговорить не получится, – сказал Игорь, – она не даст и слова сказать… На самом деле – Игорь Этинзон на свою маму наговаривал – Тамара Дмитриевна оказалась милейшей души человеком. Накормила нас рыбой-фиш [19] и напоила чаем. Расспрашивала про полицию она, конечно, много, но я готовился к допросам контрразведки страны пребывания и допрос еврейской мамы выдержал. Наконец мы удалились в комнату Игоря, там можно было подключить ноутбук. – Посмотришь? – Да… Пока Игорь занимался ноутбуком, я смотрел на стены. Фанат киевского «Динамо», были и фотографии с Майдана. На одной он стоял рядом с Кличко. – За «Динамо» болеешь? – Ага. – А почему не за «Черноморец»? – Я не как все. – Игорь вдруг посмотрел на меня и спокойно сказал: – 2 мая меня в городе не было, я за городом был. Приехал ближе к ночи, когда кончилось все. Почти все мои друзья-болелы были у Дома профсоюзов, жгли и убивали людей. С тех пор я не болельщик «Черноморца». – Ты не обязан мне это говорить. – Нет, обязан. Революция гидности закончилась именно 2 мая. После того, что мы сделали, больше никакого достоинства не было. Грязь одна. В том доме вместе с людьми сгорела и мечта. – Ты поэтому пошел в полицию? – Да. В том, что произошло, виновата в том числе и полиция. Эти подонки специально натравливали людей, направляли колонну фанатов на пикет Куликова поля. А потом сбежали. Если мы, честные люди, хотим, чтобы в полиции были честные люди, мы сами должны пойти работать в полицию, других полицейских мы ниоткуда не возьмем. И еще я пошел в полицию для того, чтобы защитить людей, если еще раз получится такое. Меня знают многие в городе, я давний активист. Если такое попробуют сделать еще раз – пусть они и меня попробуют сжечь. – Они переступят через тебя. Такое уже было, и не раз. Не думай о людях лучше, чем они есть на деле. – Посмотрим. – Игорь протянул мне ноут. – мы не это ищем? Я взял ноут, на нем был профиль «Фейсбука» Морбида. Он выводил на страничку в «Фейсбуке» с названием «Гражданская школа снайперов»… |