Книга Ночь в гареме, или Тайна Золотых масок, страница 40 – Георг Борн

– Здесь мудрый Мансур-эфенди? – спросила она подбежавшего старого, оборванного дервиша.

– Да, повелительница. Мудрый баба-Мансур недавно возвратился счастливо из своего большого путешествия, – отвечал дервиш.

Негр соскочил с козел и открыл дверцу кареты. Султанша Валиде вышла из экипажа.

– Веди меня к Мансуру-эфенди, – приказала она дервишу.

В первый раз султанша искала льва в его берлоге, впервые проникла она в мрачные развалины Кадри. Дервиш показывал ей дорогу, слуга-негр шел позади. Она прошла мимо вертевшихся и кривлявшихся дервишей, певших и призывавших Аллаха, и наконец достигла башни Мудрецов, где находился Мансур.

Тут она увидела страшное зрелище. Старый дервиш, помешанный и потому считавшийся святым, лежал около полуобрушившейся стены, положив левую руку на землю, и ударял кинжалом с такой быстротой, что едва можно было следить за его движениями. С непередаваемой ловкостью вонзал он блестящую сталь в землю между раздвинутыми пальцами левой руки. Он был так поглощен этим занятием, что не видел и не слышал ничего, что около него происходило. Султанша, проходя мимо, бросила ему золотую монету. Он, подобрав ее и кивнув несколько раз головой, покрытой длинными седыми волосами, снова взялся за кинжал.

– Как имя этого несчастного? – спросила султанша у провожавшего ее дервиша.

– Алаи, повелительница. Но он не несчастен, он один из самых счастливых.

– Знает он, что делает?

– Его душа у Аллаха, – отвечал дервиш, указывая на небо.

Дверь башни отворилась, и султанша вошла в зал Совета. Мансур находился там.

– Благословляю вечер, когда я удостоился высокого посещения вашего величества, – сказал он, почтительно кланяясь султанше.

– Наступило тяжелое и опасное время, – начала султанша, по своей привычке прямо приступая к делу. – Я хочу переговорить с тобой.

– Посещение вашего величества для меня великая милость. Потеря доверия султана тяжело поразила меня, но это новое доказательство вашей благосклонности подняло мой упавший дух, – продолжал бывший шейх-уль-ислам.

– Перейдем к делу, Мансур-эфенди, – прервала его султанша. – Я приехала сюда сама, а не позвала тебя в мой дворец, потому что хотела, чтобы наше свидание осталось тайной. Ты знаешь, какое бурное время наступило. Война и смута охватили все государство, и происходят события, очень меня беспокоящие.

– Что же беспокоит тебя, повелительница? Подари меня своим доверием.

Султанша опустилась на диван, Мансур же остался стоять передней.

– Знаешь ты о заговоре в пользу принца Мурада? – спросила она вдруг и бросила на бывшего шейх-уль-ислама проницательный взгляд, наблюдая действие, произведенное ее словами. Ей указывали на Мансура как на одного из заговорщиков.

– О заговоре, повелительница? – спросил Мансур со столь искусно разыгранным изумлением, что даже проницательная и недоверчивая султанша была обманута. – Нет, об этом я ничего не слышал. Волнение в столице очень велико. Ты сама знаешь требования недовольных. Гяуры должны быть безжалостно истреблены. Софты недовольны главой ислама и находят его слишком уступчивым и медлительным. Неудивительно, что при таких обстоятельствах принцы думают о возможности переворота и рассчитывают на успех своих планов.

– Это значит, что принц Мурад думает, что близко время его восшествия на престол.

Мансур видел, что если он через султаншу побудит Абдул-Азиса принять относительно принцев слишком суровые меры, то это только увеличит число недовольных и ускорит переворот. Он всеми силами помогал министрам подготовить свержение султана, так как только от преемников его мог надеяться получить помощь.

– Я боюсь, ваше величество, что принцы рано или поздно возымеют эту надежду, – сказал он.

– Твои сдержанные слова еще более подтверждают справедливость моих опасений.

– Мне не было позволено доказывать долее мою преданность вашему величеству и нашему высокому повелителю султану, так как интриги одного выскочки лишили меня доверия его величества. Но я по-прежнему предан моему повелителю, несмотря ни на что, – сказал хитрый Мансур. – Если ты хочешь, высокая повелительница, выслушать мое мнение и мои советы, то я готов повергнуть их к твои ногам.

– Говори.

– Скорые энергичные меры могут уничтожить все замыслы врагов. Одно повеление может уничтожить самый корень опасности и отвратить мысли всех от какого бы то ни было заговора.

– Назови мне это повеление, Мансур-эфенди.

– Опасность будет уничтожена, если его величество султан даст приказание немедленно же арестовать принцев, отвести их во дворец Долма-Бахче и там содержать под строгим надзором.

– Арестовать! Да, ты прав, – сказала султанша, которую легко было побудить к подобным поступкам.

– Должно арестовать всех принцев, кроме принца Юсуфа, – продолжал Мансур, – не только принцев Мурада и Гамида, но и Рашида и Нуреддина. Таков мой совет. Арест должен быть произведен со всей возможной осторожностью и никак не позже чем утром.

– Да, я согласна с тобой, это необходимо.

– Сверх того, надо объявить принцам, что они не могут принимать никого без ведома главного камергера мушира ^[5] Чиосси и они могут посылать письма, только им прочитанные и подписанные.

– Да, никакая мера не слишком строга, когда дело идет о безопасности султана. Я сейчас еду в Беглербег, чтобы уговорить султана арестовать принцев. Благодарю тебя за твои советы, – продолжала султанша, поднимаясь с дивана. – Я надеюсь, что скоро буду иметь возможность вознаградить тебя за них.

С этими словами она вышла из зала Совета, у дверей которого ее ожидал черный слуга.

Выйдя из развалин, султанша Валиде села в карету и велела везти себя в Беглербег.

Мансур глядел ей вслед с торжествующей улыбкой. Прежде такая хитрая и проницательная, султанша попала в расставленные сети. Если ей удастся уговорить султана последовать советам Мансура, то его падение неизбежно, так как подобные меры заставят колеблющихся еще министров примкнуть к заговору. Кроме того, он думал еще более усилить впечатление, произведенное султанскими повелениями. Он хотел устроить покушение на жизнь принцев, и притом так, чтобы оно было приписано султану или султанше Валиде. С этой целью он направился в келью дервиша Алаи, с наступлением ночи оставлявшего свое обычное место вблизи башни Мудрецов.

Алаи лежал на полу своей темной кельи. Свет и воздух проникали в нее только через узкое окно. Несмотря на мрак, он узнал Мансура и упал перед ним на колени.

– Алаи, – сказал Мансур.

– Я слушаю, великий шейх.

– Ты молишься?