Книга Ночь в гареме, или Тайна Золотых масок, страница 76 – Георг Борн

– Я не могу ввести тебя к ней, дервиш.

– Но я должен видеть больную.

– И ты знаешь средство? В таком случае ты можешь сейчас назвать его, дервиш.

Лаццаро покачал головой.

– Так нельзя, – сказал он, – я должен видеть больную.

Слуга задумался.

– Или ты должен подождать, пока возвратится благородный паша, или же я позову надсмотрщицу за гаремом, чтобы она переговорила с тобой.

– Позови ее.

Слуга удалился и вскоре вернулся со старухой, надсмотрщицей в гареме Сади-паши.

– Вот старик дервиш, – сказал слуга, указывая на Лаццаро.

– Отведи меня к своей госпоже, – сказал Лаццаро. – Я могу помочь ей и спасти ее.

– К ней никто не может пройти, – отвечала старуха. – Греческий врач строго запретил это, поэтому я не могу отвести тебя к госпоже.

– Я хочу спасти ее.

– Сегодня ей и без того лучше, – продолжала старуха. – И доктор сказал, что наша госпожа выздоровеет, если только все его предписания будут в точности исполняться.

– Наша госпожа выздоровеет! – вскричал старый слуга, радостно всплеснув руками. – О, слава и благодарение Аллаху!

Это было неожиданным препятствием для Лаццаро.

– Так ты не хочешь пустить меня к ней? – еще раз спросил он.

– Я не могу взять на себя ответственность за это, – отвечала старуха.

– Знает ли Сади-паша о том, что сказал доктор? – спросил Лаццаро.

– Нет, эту радость еще предстоит ему узнать.

Тогда Лаццаро поспешно удалился.

– Теперь я понимаю, – сказал слуга, – этому дервишу нужен был какой-нибудь подарок, и вот теперь он спешит на железную дорогу к нашему господину, чтобы передать ему приятное известие и получить за это бакшиш.

В это время Сади провожал Зора, уезжавшего в Лондон.

– Мне кажется, – говорил Зора, – что ты также долго не останешься в этой неблагодарной стране, которую глупый фанатизм и недостойные правители ведут прямо к гибели. Я уезжаю потому, что мне надоело получать за мою службу одни оскорбления.

– И ты никогда более не возвратишься? – спросил Сади своего друга, прощаясь с ним.

– Не думаю, Сади, но, несмотря на это, я надеюсь снова увидеться с тобой, – отвечал Зора. – Если ты последуешь моему совету, то также уедешь, потому что, мне кажется, ты достаточно испытал на себе неблагодарность, и боюсь, если ты останешься, тебе придется еще немало испытать ее. Ты сам рассказывал, что едва избежал смерти, и хотя враги подарили тебе жизнь, но это только пугает меня и, может быть, Гассан прав, говоря, что ему и тебе предстоит тяжелое будущее, если вы не устраните людей, стоящих теперь во главе правления.

– Я еще не отказался от мысли быть полезным моей родине, Зора, но даю тебе слово, что в тот день, когда я увижу, что мне здесь ничего не остается делать, тогда я с тяжелым сердцем, но все-таки оставлю эту страну, до тех же пор я останусь здесь и не остановлюсь ни перед какими жертвами.

– Да защитит тебя Аллах, – заключил Зора свой разговор и, дружески простившись с Сади, сел в вагон.

В ту минуту, когда Сади хотел выйти из вокзала, навстречу ему подошел нищенствующий дервиш с закрытым капюшоном лицом.

Сади не любил дервишей, но, подумав о нищете большинства из них, хотел бросить ему несколько мелких монет.

Лаццаро, так как это был он, быстрым взглядом убедился, что он один с Сади. Минута была удобна для выполнения плана мести.

– Одно слово, паша, – сказал он, когда Сади хотел пройти мимо.

– Вот тебе, – отвечал Сади, бросая ему деньги.

– Благодарю. Я знаю, что ты добр, паша.

Сади хотел пройти дальше.

– Еще одно слово, паша, – настойчиво сказал дервиш, подходя ближе.

– Что тебе еще надо? – спросил Сади, взглянув на закутанную фигуру дервиша.

Тогда ему показалось, что в глазах дервиша сверкнула молния. Взор Сади остался как бы прикованным, он испытал на себе могущество взгляда Лаццаро.

– Важное известие, могущественный паша, – сказал дервиш.

– Кто ты… Твой взгляд напоминает мне взгляд грека, бывшего слуги принцессы.

– Что ты говоришь, паша, я бедный дервиш.

Тогда Сади повернулся, чтобы идти дальше. Но в то мгновение, когда он поворачивался, взгляд его невольно упал на бывшее перед ним зеркало, и он увидел, что сгорбленный дервиш вдруг выпрямился, отбросил капюшон и в его правой руке сверкнул кинжал. В жажде мщения Лаццаро забыл, что Сади мог видеть в зеркале его отражение.

Сади в одно мгновение обернулся и схватил грека за руку.

– Подлый предатель! Ты действительно слуга принцессы. Для чего у тебя в руках кинжал? – спросил Сади, бледный, но спокойный, крепко держа убийцу, напрасно прилагавшего все силы, чтобы вырваться.

– Кинжал этот должен был умертвить тебя, – с яростью прошипел грек, снова устремляя на Сади свой гипнотизирующий взгляд. – Он должен был убить тебя, и что не удалось теперь, то удастся в другой раз.

На шум собралось несколько служащих на дороге. Сади все еще держал Лаццаро за руку, в которой сверкал кинжал.

– Позовите кавасов, – приказал он, и несколько человек сейчас же бросились исполнять его приказание.

Грек извивался, как змея, стараясь вырваться.

– Ты не уйдешь от меня, – кричал он Сади, – говорю тебе, ты погибнешь! Кого Лаццаро поклялся погубить, тот погибнет не сегодня, так завтра. Ты должен умереть!

В это время явились кавасы, показывая для вида такое усердие, что могли бы обмануть человека неопытного. Сади передал им Лаццаро с поручением предать его суду как убийцу.

Кавасы схватили грека и, пока паша был тут, по-видимому, усердно стерегли его, но Лаццаро, зная их, не беспокоился.

Передав грека кавасам, Сади возвратился домой и скоро забыл обо всем случившемся под впечатлением радостного известия о том, что Реции лучше и что появилась небольшая надежда на ее выздоровление.

Кавасы вывели Лаццаро со станции железной дороги. Тут их рвение уже начало уменьшаться.

– Отведите меня к благородному Гуссейну-Авни-паше, – сказал грек. – Мне надо передать ему важное известие.

– Тебе – известие? Из-за тебя нам идти в Сераскириат! – вскричали кавасы. – Ну нет, мы отведем тебя на ближайшую гауптвахту.

– В таком случае я должен буду там повторить мое требование и уверяю вас, что вам может порядком достаться, если через вас не удастся важное дело, а его исполнения очень желает Гуссейн-Авни-паша, – сказал Лаццаро.

Кавасы вопросительно переглянулись. В словах грека могла быть правда, потому что иначе для чего было ему требовать, чтобы его отвели в такое время к военному министру. Тогда они решились исполнить его требование.