Книга Обитель милосердия (сборник), страница 30 – Семён Данилюк

Издалека доносился до него увещевающий голос Велина:

— Пока у тебя только хулиганство, ну дадут года три, может, еще и условно, а если и впрямь на такое дело решишься — да это ж вышак без разговора.

«Не может быть, чтоб не слышал, — затаившись в углу, не верил Танков. — Что ж не вышел? Или навел стволы на дверь и ждет?»

Он явственно различал напряженно прильнувшую к окну фигуру Кременчука. Намокшие брюки прилипли к телу и неприятно покалывали. Теперь оставалось рывком ворваться в комнату — глаза уже привыкли к темноте. Но, дважды пережив ужас смерти, Танков никак не мог решиться на это в третий раз и только покачивался бессмысленно. Наконец, почти ничего уже не соображая, единственно желая хоть чем-то всё это кончить, он подбежал к двери, рванул ее на себя, боком проскочил косяк, вжался спиной в печь справа от входа и замер, нервно водя перед собой пистолетом. Прямо напротив него, за столом, сидел крупный, с отечным небритым лицом мужчина лет сорока и в упор его разглядывал. Рядом — стволами вверх — стояло прислоненное к табурету ружье. Детей Танков не видел, но сзади, за печью, с облегчением услышал взволнованное шушуканье.

В тот же миг раздался звон: Степан Кременчук крушил ломом левое окно. Прервался на полуслове и Велин. Боковым зрением Танков увидел, как, отшвырнув рупор, выдергивая на ходу пистолет, крупными прыжками пересекает он площадь. За ним, отстав, бежали несколько мужчин с ружьями.

— Руки вверх! — сглотнув, выдавил Танков.

Равнодушный к грозному его предостережению, Будаков налил себе из початой бутылки водки полный стакан, кивнул насмешливо на окно: «Ишь жмет, оратор», — и залпом выпил.

Теперь надо было подойти и забрать ружье, но заставить себя сделать еще одно усилие Танков не мог, а потому молча стоял, нелепо выставив перед собой оружие, которое сейчас у него из руки можно было разве что выломать.

— В первый раз под пулю? — понятливо усмехнулся Будаков. — Вот так, легаш. До чего бабы-то доводят. А я ведь ее и впрямь пристрелить хотел. Стерву эту. А малых бы не тронул. Что я, кровосос? Да ты подбери губы-то, а то увидят.

Вбежал Кременчук, огляделся, схватил ружье. Хрустнула под ударом входная дверь. Ворвался Велин. Отбросив ногой табурет, подскочил к Будакову, аппетитно сунул в лицо дуло так, что зубы хрустнули о сталь:

— Смотри, тварь! Это тебе за детишек.

Будаков оказался прижатым к спинке стула и расширяющимися от страха глазами следил за велинским пальцем, которым тот медленно отжимал курок.

— Не надо! — испугался Кременчук.

— Велин, не смей, — шепотом потребовал Танков. — Он сдался. Он сам сдался…

Танкова трясло. Трясло все сильнее, и, как он ни старался, ничего не мог с этим поделать. Из своего угла он наблюдал, как Велин с вошедшим Игнатьевым защелкивали на запястьях задержанного наручники, как влетела в комнату Галина, с разгону прорвалась к мужу и грязными ногтями пропахала на его лице четыре борозды, моментально наполнившихся резво бегущими ручейками.

Будаков даже не попытался отклониться. Он стоял и с тоской смотрел на жену.

— А отмучились, кажись, мы с тобой, Галина, — негромко сказал он. — Видать, все к тому и шло…

Она, еще за секунду перед тем с трудом удерживаемая двумя здоровыми мужчинами, разом затихла и задумалась, словно мысль эта оказалась для нее новой и неожиданной. Наконец, на ощупь опустилась на стул и только тут приласкала подбежавших детей.

— Сам напросился, — резко бросила она, но не было в ней ни злобы, ни уверенности.

— Пошли, — подтолкнул Будакова Велин.

Тот тронулся и остановился, глядя на затихшего в углу Танкова.

— Повезло тебе, парень, — покачал он головой. — Ты когда в форточке брыкался, я ведь над тобой с молотком стоял. Все решал. Видать, есть твой бог.

И тут Танков нутром припомнил ощущение нависшего топора. Его судорожно перетряхнуло, и возникшая тошнота стремительно подступила к горлу. Зажав рукой рот, он выскочил в дощатый туалет и там, уже опорожнив желудок, долго, без слез, всхлипывал. Оттуда услышал и вой сирены. Он вошел в комнату, надел заботливо принесенный кем-то — Кременчуком, конечно, — китель, как мог, оправил одежду и вышел из пустого, никому больше не интересного дома.

На площади возле двух «Волг» с распахнутыми дверцами прохаживались, весело перешучиваясь, человек пять здоровых парней, упакованных в тяжелые бронежилеты. На боку у каждого покачивались подсумки. Плечи оттягивали автоматы Калашникова. Это была управленческая группа захвата. Чуть в стороне стоял заместитель начальника областного угро подполковник Силин и внимательно слушал азартно жестикулировавшего перед ним Велина. Здесь же, ковыряя носком сапога землю, топтался и Захаров.

Танков вздохнул, незаметно скосился на свои брюки и, всем телом ощущая мерзкую сырость, подошел к ним.

— Товарищ подполковник, — негромко, почти в спину доложил он. — Дежурный по райотделу лейтенант Танков.

Силин, повернув вбок голову, глянул на лейтенанта. На лице его отразилась та степень неудовольствия, при которой еще можно сдерживаться, но которую нельзя скрыть.

— Как понимать случившееся? — Силин сделал паузу. — Как могло получиться, что группа выехала на задержание… Вы хоть осмысливаете это слово: за-дер-жа-ни-е?! Во-о-ру-жен-но-го! Преступника!

«Так вот откуда у Гордеева эта манера чеканить слова», — некстати подумалось Танкову.

— Шофер-милиционер без оружия, — продолжал рубить воздух подполковник, — все без бронежилетов. Вдобавок в малочисленном составе. Да еще с задержанным в машине. Это что — выезд на происшествие или на пикничок с девочками?! — Он сорвался-таки на крик.

— Я боялся, что опоздаем, товарищ подполковник, — промямлил Танков. — Думал, как быстрее. Передали, что дети.

— Оправдываться не надо! — будто только того и ждал Силин.

— Виноват.

— Что за бардак здесь был, мне уже доложили.

— Сергей Константиныч, — со снисходительной участливостью вступился Велин. — Танков еще совсем неопытный. Первое дежурство.

— Детишек спас. — Растерявшийся Захаров никак не мог сообразить, что здесь происходит.

— Оставьте вы!.. — раздраженно отмахнулся Силин. — Людей спасать — это наша профессия. А с руководством отдела мы завтра разберемся, почему вот таким, — он сверху донизу провел рукой вдоль фигуры Танкова, и тому показалось, что рука многозначительно задержалась на брюках, отчего он еще гуще покраснел, — доверяют судьбу района. Благодарите бога, лейтенант, что вас не ухлопали. Полез как слон в посудную лавку! Насмотрелись, понимаешь, детективов… По машинам! — крикнул он. — Этого забираем с собой. — Будаков уже сидел в одной из «Волг», сплющенный с двух сторон объемистыми операми.

— Там дежурный следователь, сразу и оформим, а завтра передадим в прокуратуру. — Он сделал знак Танкову отойти в сторону: