Онлайн книга «Чужая игра»
|
Да, я убил бы Витаускаса не задумываясь. Все, через что я прошел после авиакатастрофы, и то, что узнал о себе из рассказов Волкодава и досье Абросимова, выжгло меня, как патронную гильзу порохом после выстрела. Заряд сгорел, пуля вылетела, осталась только крепкая оболочка и надежда на переплавку. Авось получится полезная вещь, а не снова снаряд для смертоубийства. Все мои желания были притуплены, не хотелось ни о чем думать, чего-то желать, ждать, а тем более — надеяться. Иногда я как бы оживал, начинал с интересом осматриваться по сторонам, даже с удовольствием садился за руль «мерса». Бывало, что и выпивал — совсем немного, один-два коктейля, — когда Лилия вела себя сдержанно. Но стоило мне вспомнить рожу Абросимова, как все в душе переворачивалось и я готов был завыть от смертной тоски и дикой злобы на все и вся, которую не мог унять никакими медитациями. Часто я мысленно беседовал с Учителем, особенно по ночам, когда полный месяц светил прямо в окно и сон упрямо обходил меня стороной. Это были долгие беседы, неторопливые, обстоятельные, без намека на фальшь и неискренность. Я уже не просил прощения, как раньше, за свою мерзопакостную сущность и за все содеянное мной в прошлой и настоящей жизни. Карма — что поделаешь? Я смирился. Человек просто не может быть лучше или хуже, чем на самом деле. Груз прошлых превращений нельзя сбросить, словно тяжелый тюк. Содержимое моей ноши может раствориться лишь в потоке пространства и времени, как соль в воде. Но нужно еще отыскать такую реку и найти в себе силы, чтобы ступить в бурный поток. А у меня этих сил уже почти не осталось… Я не просил прощения, я просто рассказывал, как бы я прожил жизнь в новом превращении. И всегда в моих полубредовых мечтаниях-беседах мне виделись речушка с кувшинками, пожелтевшая осенняя роща, убогая мазанка, огород и я со щенком на скамейке, уставший, но довольный и безгрешный… Так что задумал Абросимов? Почему он, полковник ГРУ, ходит в таких контрах со своим коллегой Кончаком? А это я уже точно знал со слов Ливенцова, моего связника, иногда распускавшего язык. Наверное, что-то у его шефа не складывалось. И он вместе с ним злобился по поводу и без. В общем, я терялся в догадках. Иногда мне хотелось каким-то образом связаться с Кончаком, а лучше — с Сидором или Волкодавом. Мне нравились эти ребята, а с Акулой, по-моему, когда-то я даже дружил. Но как это сделать? И где они теперь? Я почему-то совершенно не сомневался, что они помогли бы мне выпутаться из ситуации, в которую втащил меня Абросимов. Увы, мы так и не успели обговорить, как можно выйти на контакт в подобном случае… Понедельник не предвещал особых изменений в моей жизни, даже наоборот — уставшая за неделю от сплошного загула Лилия отсыпалась почти целый день. А по вечерам она сидела одна у телевизора, копя азарт для новых «подвигов». Первый день недели был для меня почти выходным, хотя по контракту мне полагалось работать, как и остальным, сто семьдесят восемь часов в месяц. Но это в теории. На самом деле и я, и парни пахали, сколько прикажет Чон, а значит — Наум Борисович. Правда, за сверхурочные доплачивали. Однако даже сплошное безделье на работе, как в основном и бывает у охраны, все равно требует разрядки в виде личного времени. А у нас его всегда было в обрез. Пейджер забибикал, когда я возился на кухне, готовя утку с рисом по-пекински. Я посмотрел на текст сообщения — меня срочно вызвал на связь сам Чон. Это что-то новое… — Листопадов? — Голос корейца неприятно резал ухо. — Он самый. — Срочно в банк! — Но у меня Лилия… — Это приказ Наума Борисовича. Тебя заменят. Поторопись. — Нет проблем… Похоже, что-то случилось. Или случится. Может, меня раскололи? И хотят предоставить расчет? С выносом тела без всякой помпы подальше от города. Сомнительно… Я не стал гадать, а оделся и пулей вылетел из дома на стоянку такси… Меня послали во внутренний двор. Там стоял микроавтобус с затемненными стеклами, в котором уже сидели наши парни. Здесь же околачивался и Чон. — Стрелять умеешь? — не без издевки спросил он. Вот гад! Пристал ко мне как банный лист… Будто не знает, что в горячих точках стрелять приходится всем, вплоть до поваров и вольнонаемных штафирок. — Приходилось, — не стал я развивать эту тему. — Садись в автобус и получи оружие, — распорядился он. Я забрался внутрь, где мне ткнули в руки гладкоствольное помповое ружье с укороченным прикладом и две пачки патронов к нему. Я присмотрелся к маркировке — картечь. — Кого воевать будем? — спросил я у ребят. — Фиг его знает, — откликнулся кто-то. — Общий сбор… — проворчал Вован. И посмотрел на меня, как волк на ягненка, приготовленного к закланию. Я проигнорировал его чересчур выразительный взгляд и, усевшись поудобней, закрыл глаза. Пока суд да дело, можно и подремать… Наученный Юнь Чунем, я мог восстановиться во сне за пятнадцать минут. Тогда как обычному человеку требовалось не менее четырех часов. Я спал ровно до того времени, как наш автобус вырулил из ворот банка и покатил куда-то за город, — почти полчаса. И почувствовал себя как новая копейка. Немного размявшись — мысленно «побегав» и потаскав тяжелые гири, — я восстановил дыхание и начал смотреть в окно. Чон сидел рядом с водителем (я видел его коротко стриженные черные волосы с сединой) и изредка что-то ему говорил — наверное, указывал направление. Поплутав по улицам и переулкам (очень странно: в ту сторону, куда мы направлялись, была отличная прямая дорога), микроавтобус наконец выскочил на загородный проселок и поехал среди полей. Я заметил, что следом идет наша «вольво». Она то приближалась, то оставалась далеко позади. Вскоре к нам присоединилась еще одна машина, «ниссан» самого Чона, но с кем-то из ребят за рулем. Она обогнала нас и возглавила кавалькаду. Оказалось, что мы ехали в тир. Вывеска была старой, проржавевшей насквозь, и я смог разобрать только одно слово — «Охотничье…». Наверное, общество, додумал я, выгружаясь перед распахнутой дверью, возле которой нас уже ждал крепенький мужичок-боровичок в заячьем треухе. |