Книга Дневник офицера КГБ, страница 36 – Александр Никифоров

— Четыре тысячи, — продолжает сбавлять цену дуканщик.

Тахир толкает меня в бок. Не хочешь, я возьму. Бери, так же молча отвечаю ему.

— Я покупаю сервиз, — говорит Тахир.

— Тебе не продам. Ему продам, — дуканщик показывает на меня пальцем.

Его глаза налились кровью. На висках вздулись вены…

«Так можно и до отверстия во лбу доторговаться», — глядя на возбужденный вид дуканщика, думаю я, но отступать было поздно.

— Две пятьсот и бутылка пива.

— Три двести. Последняя цена, — глядя на меня в упор, процедил дуканщик.

Пора соглашаться, иначе…

Заплатив деньги и получив сервиз, мы вышли из дукана.

— У меня аж пятки вспотели, — говорю Тахиру. — Думал, он мне горло перегрызет. Называется, зашли в дукан…

— Сам виноват. Зачем надо было его так злить? Не хочешь, не бери.

— А кто предложил зайти? Куда теперь с этим сервизом?

— Не нужен? Мне отдай.

— Размечтался!..

Решили зайти домой к Нуру и до моего отъезда в Союз сервиз оставить у него.

— За сколько купили? — спросила меня Давлатбегим, жена Нура.

— За три двести.

Достав из коробки чайник, я завел механизм. Зазвучала завораживающая мелодия из кинофильма «Шербурские зонтики».

— Не может быть, — говорит она. — Это молодой граф, его меньше чем за четыре семьсот дуканщики не уступят.

— Три двести, — подтверждает мои слова Тахир. — Санек индуса чуть до инфаркта не довел.

Оставив сервиз, мы пошли в шашлычную. Дойдем, наконец, сегодня до нее?

* * *

Откушав шашлычок и лепешки и купив по дороге мороженого, вернулись к Нуру.

За столом сидела Давлатбегим с подружками. Вид у них был как у той жены, в час ночи ожидающей загулявшего мужа. Спинным мозгом почувствовал, что их суровые взгляды предназначались мне.

— У кого-то молоко сбежало? — пытаюсь пошутить.

— За три двести покупал, говоришь? — не обращая внимания на мою шутку, они разом обрушились на меня. — Дуканщик цену поднял до пяти двести. Ни «копейки» не уступает. Говорит, что убыток, причиненный тобой, ему нужно возместить. Удружил ты нам так удружил.

— Я тут при чем? Торговаться нужно умеючи. Чем шуметь, мороженым угощайтесь, — предлагаю я…

— Ты знаешь, Санек, почему он тебе так дешево сервиз продал? — Мороженое охладило пыл женщин. — Потому, что ты его брать не хотел. Так нам дуканщик сказал.

Хороший способ сбить цену. Надо взять на вооружение…

— Вижу, рыбка тебе приглянулась, — говорю Махиру, наблюдая, с каким наслаждением он поглощает жареную рыбу.

— Вкуснятина! Ты почему не ешь?

— Да так. Пожить еще охота.

Махир насторожился.

— Чего смотришь? Эта, как ты говоришь, замечательная рыбка маринкой зовется.

— И что с того?

— Ничего. Просто она ядовитая!

Я частенько над Махиром подтрунивал. Склизкий он. Во всем выгоду искал. Если и заказывал продукты на месяц, то пару банок тушенки и столько же сгущенки. Водку вообще не покупал, редко — бутылку. Пил и ел в основном на халяву. Но как! Аж руки дрожали! Свои же земляки, офицеры из бригады, его недолюбливали. Жаловались мне, что он им чеки на афгани меняет по рыночному курсу.

— Да ты не переживай, — продолжаю куражиться. — Может, обойдется? В крайнем случае, унитаз лишний раз на меткость проверишь.

— Санек! Кончай людей пугать, — вступает в разговор Петр Сергеевич. — Смотри, Махир, — и он откусил от рыбы солидный кусок. — Ничего страшного не произошло.

— Когда тебе в госпитале поставят ведерную клизму, тогда и узнаешь, произошло или нет, — говорю Сергеевичу и совершенно серьезно добавляю: — Даю справку. Маринка, она же карабалык (харабалык), что в переводе означает «черная рыба», водится в реках Средней Азии. У нее брюшина изнутри покрыта черной пленкой, отсюда, возможно, и название «черная рыба». Так вот, эта самая пленка, а также икра и молоки ядовиты. Маринку нужно очень аккуратно разделывать.

— Откуда такие подробности? — Петр Сергеевич с недоверием смотрит на меня, но рыбу на всякий случай откладывает в сторонку.

— Из далекого детства. В Туркмении в Мургабе ^[45] я этой маринки столько переловил… Когда учился в КАИ, знающие люди нас тоже предупреждали.

Насчет КАИ я приврал, для убедительности. Хотел еще что-то добавить, но почувствовал на себе чей-то взгляд. Повернулся вправо. На меня внимательно смотрел Муслим Исмат. Он с Игорем Митрофановичем сидел во главе стола.

— Мошавер Саша, ты почему рыбу не ешь? Может, тебе наше угощение не нравится? — обратился он ко мне. В его голосе я уловил нотки агрессии. Оказывается, Муслим все время наблюдал за мной, пока я шутил о ядовитых свойствах рыбы.

«Дошутился», — подумал я. Оскорбить хозяина подозрением на Востоке чревато…

— Угощение царское! А вот рыбу, товарищ генерал, не ем, — я умышленно обратился к Исмату по званию, он это любил. А кому не понравится, когда тебя генералом величают?

Муслим удивленно, но уже мягче посмотрел на меня.

— По восточному гороскопу я Рыба, — уточнил я.

Муслим засмеялся.

— Вон оно что… А я Скорпион.

Явный намек на превосходство.

— Тогда я спокоен: рыба постоянно в воде и никогда не затронет интересов скорпиона.

Мой ответ Муслиму понравился. Я встал.

— За прекрасный стол! За хозяина этого дома! За генерала Муслима Исмата!

Все дружно поддержали мой тост.

— Выкрутился, — толкает меня в бок Тахир. — На будущее с шуточками аккуратнее.

— Раньше надо было предупреждать.

* * *

Застолье затянулось. Пора бы по домам. Время уже четвертый час дня.

Муслим Исмат, прекрасно понимая, что задерживаться нам не следует, продолжает о чем-то беседовать с шефом…

Время четыре часа. «Духи», наверное, уже перекрыли дорогу. Что-то сильно, сильно домой захотелось…

— Не будем злоупотреблять гостеприимством хозяина. Пора и честь знать, — шеф встает из-за стола. — Завтра продолжим беседу в Управлении. Нужно посоветоваться с Гульханом.

Отказавшись от предложенного Муслимом сопровождения, попрощавшись, сели в машины. Шеф дает короткий инструктаж: держать дистанцию, быть постоянно на связи, действовать по обстановке.