Книга Дикая весна, страница 88 – Монс Каллентофт

Ведь ты видишь сны.

Тебе снится, что ты умерла и паришь тут рядом с нами и смотришь вниз, на другой, куда более прекрасный мир.

Одно мы хотим тебе сказать.

Мы прощаем тебя.

Мы хотим, чтобы ты пришла к нам.

Вместе мы станем любовью.

* * *

Малин и Зак ждут, решив не будить Юсефину Марлоу, а дождаться, пока она проснется сама.

Их носы постепенно привыкают к запаху нечистот.

Они опускаются на грязный каменный пол. Подсвечивают похожее на пещеру помещение фонариками мобильных телефонов. Смотрят на рисунки – их наверняка сделала сама Юсефина Марлоу при помощи мелков, валяющихся на полу. Фигурки, нарисованные штрихами, – как буквы неведомого алфавита. Они напоминают играющих детей.

Малин и Зака клонит в сон, время приближается к полуночи, они хотят спать, но здесь не могут, нельзя. И, тем не менее, несмотря на твердый пол под ногами и непривычный влажный климат, оба отключаются.

Малин и Зак спят, и им обоим снится замкнутое пространство – вроде того, где они находятся сейчас. И там, в комнате, двое перепуганных маленьких детей, которые зовут на помощь, но криков не слышно – видно только, как открываются их рты.

«Идите сюда, – зовут дети. – Идите скорее!»

И теперь Малин слышит голоса, ощущает, как кто-то трясет ее за руку, кто-то говорит:

– Так вы пришли сюда. Как вы нашли дорогу?

Малин открывает глаза. Зак тоже просыпается, и оба видят Юсефину Марлоу.

Она сидит перед ними на корточках, и ее взгляд кажется особенно пронзительным в свете пылающей стеариновой свечи – они видят, что опьянение отступило и голова у нее совершенно ясная. Малин смотрит на нее, пытаясь сфокусировать на ее лице свои сонные глаза, и произносит:

– Твои девочки. Мы пытаемся выяснить, что с ними случилось, кто их убил. Нам можешь помочь только ты.

* * *

Юсефина Марлоу опускается на свой кусок картона, смотрит на них. Рядом с ней лежат ложка и шприц, несколько окровавленных полосок ткани, а все ее локтевые сгибы покрыты следами от уколов.

– Я знаю, – говорит она, – что отец, Юсеф, написал завещание, в котором он назначает меня управлять всем. Несколько месяцев назад он послал за мной двух качков, которые забрали меня и отвезли к нему на Страндвеген. Он скоро умрет, я знаю. И он об этом знает. Возможно, я была там еще раз. Точно не могу сказать.

Никакой дрожи.

Никакого заикания.

Скорее, уверенная речь хорошо воспитанной девочки.

Никакой скорби ни в глазах, ни в голосе.

Но какое-то облегчение. «То же облегчение, которое испытал папа на похоронах мамы, – думает Малин. – То же самое облегчение, которое почувствовала я сама».

– Он рассказал мне, что оставил моих братьев, Хенри и Леопольда, без наследства. Что мне предстоит контролировать швейцарский фонд, куда он перевел все активы. Лежа в постели, он улыбался, когда все это мне рассказывал. Что я должна была сделать? Сказать, что меня это не интересует? Это он и так знал. Может быть, он просто хотел насолить моим братьям… Мне нет дела до его игр.

– Ты не помнишь еще каких-нибудь подробностей вашей с ним встречи? – спрашивает Зак.

– Он сказал, что если я умру раньше него, то он передаст все в Фонд выморочного наследства ^[14]. Или наймет внешнюю управляющую компанию. Деньги ради денег.

– Как ты думаешь, почему он предпочитает видеть тебя наследницей? – спрашивает Малин, ощущая, как ледяной холод растекается в животе.

Наследство. Миллиарды, которыми будет управлять швейцарский фонд, – или же они исчезнут в Фонде выморочного наследства. Двое братьев, лишившихся всего. Мотив взрыва бомбы, гибели девочек может заключаться именно в этом.

Некоторое время Юсефина Марлоу сидит молча, потом отвечает:

– Он хотел дать мне яд. Свой яд вместо моего. Он ненавидит меня за то, что я отвернулась от него и живу по своему разумению. Пусть самым ужасным образом. Он желает, чтобы я стала как он. И при этом ему нравится, что я такая, какая есть, и ни в чем не сомневаюсь. Что я идеально подхожу для своей жизненной роли.

– А почему он не захотел оставить ничего твоим братьям, как ты думаешь?

– Они не стали такими, какими он хотел их видеть.

– Хотел их видеть?

– Да. В детстве он экспериментировал с ними. Пытался сделать из них безукоризненных, алчных, беспардонных бизнесменов.

– Что именно он с ними делал?

– Отец пытался дать им ощущение своей особенности, избранности, предоставлял им полную власть над питомцами, которых им покупал, – морскими свинками, кроликами, золотистым ретривером. Научил их, как при помощи побоев заставить животных подчиняться. С самого детства он давал им распоряжаться большими деньгами, ощущать власть над продавцами в магазинах – ради того, чтобы сыновья помешались на деньгах, на той власти, которую дают большие деньги. Дома у нас была прислуга, которой они могли командовать, но те имели право их наказывать. И он никогда их не утешал, бил их, сурово наказывал за малейшую провинность, стремясь привить им беспощадность. А еще у него был варан; иногда он натравливал его на моих братьев, чтобы напугать их, указать им их место.

Чучело в спальне Юсефа Куртзона.

Юсефина Марлоу умолкает и закрывает глаза, но потом продолжает:

– И еще он заставлял их бить меня, – говорит она. – В подвале. А если они не били, потому что не хотели меня бить, то он наказывал их электрошоком. Так что они били. И мучили меня электрошоком. Он хотел показать им, как важно оставаться последовательным и жестоким.

Малин чувствует, как крошечная комнатка расплывается перед глазами.

К горлу подступает тошнота.

Однако она заставляет себя собраться.

Неужели Юсеф Куртзон пытался сделать своих сыновей психопатами? Некий извращенный тип человека, идеальный для сделок, – такими ты хотел сформировать своих детей, Юсеф Куртзон? У Малин возникает острое желание поехать назад в его квартиру на Страндвеген и вдавить невидящие глаза ему в череп. А братья Куртзон, на что они способны во взрослом возрасте? Убийство, взрыв бомбы на площади?

– Отец всегда презирал их, – говорит Юсефина, открывая глаза.

– Почему?

– Потому что та сила и успешность в делах, на которые он надеялся, обернулись слабостью и неудачами. Иногда он поддерживал их коммерческие проекты, но под конец уже только ради того, чтобы поиграть с ними, так мне кажется, поиздеваться над неудачниками. При этом он ненавидел их желание самоутверждаться через богатство.