Книга Лето любви и смерти, страница 39 – Александр Аде

За столиком – кукольной красоты чернявая девушка.

– А я к вашей начальнице, – заявляю игриво.

– Вам назначено? – девушка раскрывает в дежурной улыбке намазанные вишневой помадой губки.

– Еще как назначено. – Демонстрирую тридцатидвузубый голливудский оскал и доверительно сообщаю: – Дело конфиденциальное, особой важности. Но… тсс. Молчок.

– Ваша фамилия?

– С детства Корольком кличут. Так что будем знакомы.

Мой рот растягивает до ушей жизнеутверждающая улыбка Гуинплена, и я посылаю девчушке смачный воздушный поцелуй. Она уставляется на меня в крайнем недоумении: вроде бы трезвый, может, псих? Ее идеально чистый плоский лобик прорезает тягостная морщинка сомнения, губки сжимаются в линию, глазки становятся двумя кусочками антрацита.

– Да ты не волнуйся, – успокаиваю я секретаршу. – Все путем. Погляди-ка сюда, – и достаю милицейское удостоверение.

– Так бы сразу и сказали, – укоряет меня девочка и мяукает в трубку:

– К вам Королев, из милиции.

На ее личико возвращается профессиональная улыбка:

– Пожалуйста, проходите, – и она тотчас теряет ко мне всякий интерес.

Святая святых – кабинет хозяйки салона. Царство элегантности, стиля, светло-серых и бежевых тонов. Погружаю плебейский зад в патрицианское кресло и с любопытством озираюсь.

– Э, да тут славненько.

– Чем обязана? – сдержанно произносит сидящая за столом.

– А ручки у вас не слишком изящные, – совершаю я великое открытие и добавляю для справедливости: – Хотя и холеные.

– Вы меня удивляете, молодой человек. Вчера позвонили, представились капитаном милиции, сообщили, что у вас ко мне дело. На резонный вопрос: в чем оно состоит, ушли от ответа, чем сильно меня заинтриговали, женщина я любопытная. Но женщина я, к тому же, деловая, свободного времени у меня нет. Если вам, кроме как о моих руках, поговорить не о чем, то – извините…

– Я это к тому, – поясняю вежливо, – что шефшу косметического салона иной себе представлял. Породистая, утонченная, аристократка в тринадцатом колене. А вы такая… коренастая.

– А вы нахал, – усмехается Плакальщица и добавляет жестко: – У вас ко мне все?

– Есть у меня одна знакомая, на вас похожа, – безмятежно продолжаю я. – И тоже, представьте, не голубая кровь. Родилась в деревне. И родители не графья: папаша спился и помер, до полтинника не дотянул. Правда, говорят, механизатор был дельный, руки мозолистые и прикручены, где положено. А мамаша – доярка. Сама девчурка курочек кормила, гусей пасла, возилась со свинками да с коровкой. Сельский воздух, здоровая пища. Но нашей героине этого было мало, она рвалась покорять вершины.

Закончила она девять классов и подалась в большой город. Поступила в ветеринарный техникум. Уж очень была сердобольная, жалела страдающую животинку. Затем пристроилась в лечебницу для больных зверушек и стала скромненькой докторшей Айболитшей. Успела и замужем побывать, правда, недолго. Муженек, тоже офигенный гуманист, как-то очень быстро слинял… Продолжать?

И вновь усмешка кривит узкие, в блестящей помаде губы Плакальщицы. Бывшая ветеринарша – ширококостная баба, с не слишком привлекательным, почти квадратным лицом. На голове темный, литой, красивой формы горшок, надетый по самые брови. Насколько я знаю, это прическа паж. Бледно-серые глаза – осколочки гранита – смотрят на меня с ледяной пристальностью. Ни дать ни взять Снежная Королева.

– Почему бы и нет? Это даже интересно.

– Тогда двигаю дальше. Казалось, будет наша героиня до пенсии лечить хворую скотинку. Но, увы, случился великий облом, который мило назвали реформой. Начались смятение и хаос. Стариков хоронили в полиэтиленовых мешках – сгинули их сбережения на погребение. Опустела ветлечебница, не слышно стало в ее коридорах мяуканья, рычания и щебетания. Служащим не платили зарплату. Другая дамочка, характером послабее, сломалась бы сразу. Но наша героиня не такова. Внутри у нее был крепкий стержень. Причем не простая железяка, а из титана, не иначе.

Поначалу она принялась челночить. Моталась в Турцию за шмотками и обратно. Но вскоре поняла, что нужно выбирать Дело, которому ты служишь. После недолгих (а может и долгих) размышлений остановилась на косметике. Организовала продажу поделок некой западной парфюмерной фирмы. Потом открыла салончик на окраине. Потом – сеть магазинчиков. Наконец, решила пойти во власть. Охмурила пожилой электорат душераздирающими речами – о разнесчастной доле бездомных детишек и заброшенных старичков. И ведь стала-таки депутатом. А между выступлениями ухитрилась получить верхнее экономическое образование. После этого ее пламенные монологи стали еще убедительнее…

– Не понимаю, – говорит Плакальщица, – зачем повторять то, что я сама, впрочем, не таким хамским тоном рассказывала своим избирателям.

– Исключительно для затравки, мадам. Не поверите – смерть как охота почесать язычок… А теперь приступаю к тому, о чем задолбанный электорат и понятия не имеет. А неведомо ему, например, откуда у вас оказались такие деньжищи на проведение предвыборной агитации.

– Я далеко не бедна, так что средства нашлись.

– Помилуйте, мадам. Перед выборами вы круглый год заваливали народ выпусками собственной газеты, а пенсионерам на праздники преподносили постельное белье и продуктовые наборы. О роскошных буклетиках и прочем пиаре я даже не упоминаю. Сейчас вы нацелились на областную думу. Вон и личную партию склепали – «Союз обездоленных». В своем почтовом ящике я уже обнаружил ее рекламную цидулку. Откуда столько денег, мадам?

– Вы что, только вчера родились, молодой человек? Существуют люди, именуемые спонсорами. Они и субсидируют предвыборную кампанию того или иного кандидата. Естественно, в надежде на дальнейшее сотрудничество.

– Назовите. Хотя бы одного.

– Давайте прямо: к чему вы клоните? – Плакальщица впервые проявляет признаки раздражения, ее правая щека еле заметно подергивается.

– Неужели неясно? Доходчиво пытаюсь объяснить: раскучивались вы на неправедные деньги.

– И где же я их брала? Не платила налоги?

– Фи, как мелко. Вы преступница более крупного калибра, мадам.

– Что за бред вы несете! – побелев лицом, взвивается Плакальщица. – И прекратите звать меня «мадам»! У меня есть имя и отчество. Если вы еще раз позволите себе такое… такую наглость, я вышвырну вас из кабинета!

Ее ноздри раздувает ярость.

– Я уважаемый в городе человек, а вы рядовой оперативник. Или как там вас в народе величают? Опер. Если вы по наивности полагаете, что я приняла капитана Королева с бухты-барахты, то сильно ошибаетесь. Прежде всего, я связалась с вашим непосредственным руководством. Должна заметить, майор был крайне удивлен. Никакого задания встретиться со мной вы не получали. Как понимать эту самодеятельность?

В ее голосе столько уверенного и жесткого напора, что я на миг теряюсь. И тотчас собственная слабость приводит меня в бешенство.