Онлайн книга «Одиночество зверя»
|
Акулыч, миленький, я только-только начал понимать это преступление. Не головой – сердцем разуметь. Не исключено, что уговорил себя. И все же я почти уверен: Анну убил не Москалев! Кто-то воспользовался смертью трех женщин и слухами о маньяке. Даже не позабыл положить бумагу с зигзагом на тело Анны. Но – по мнению экспертов: в трех случаях из четырех орудие преступления было одно и то же, а в четвертом – вероятно – иное. Казалось бы, мелочь… А если нет? А если и преступник был другим? Я начинаю чувствовать убийцу, Акулыч. Всем хребтом ощущаю, как он исподтишка, украдкой наблюдает за мной. И это не мания преследования. В августе нанятый им киллер зарезал Анну, а в начале ноября он позвонил мне и сообщил, что Анну убил Француз. Он уже заставил меня страдать. А теперь ждет. И усмехается. Ему любопытно, как я поступлю. Полезу к Французу на рожон или нет. В этом есть спокойный, холодный интерес экспериментатора. Если остерегусь, не полезу, киллер прикончит меня. – Ну ты ентот… мастер художественного слова. С таким воображением тока в писатели. В инженеры человеческих душ. – Вразуми меня, Акулыч. Сейчас мой котелок не очень-то варит. Ничего не соображаю. Я примитивное орудие возмездия. Топор. А топоры мыслить не умеют. – Попробую подсказать, охламон. Ежели окажется неправильно, сильно не обижайся. Я вчерась вечерком покумекал, повертел так и сяк, припомнил твои прежние делишки… – Ну и?.. – На тебе, насколько Акулычу известно, висит трупешник. А двуногого индивидуя замочить, промежду прочим, енто покруче будет, чем на нары его отправить… – А ведь верно, Акулыч! Хлопаю бывшего мента по круглому плечу и тут же звякаю Пыльному Оперу. – Прошу, помоги с информацией. Был такой киллер Арсений Арцеулов. Я прикончил его в 2007-м. – Как же, помню, – голос Пыльного Опера по обыкновению бесцветен и бесстрастен. – Мне нужен телефон и адрес его папаши. А еще распечатка папашиных телефонных звонков. Ну и вообще все, что на папашу имеется. И как можно быстрее. Пожалуйста. – Постараемся, – вяло обещает опер. – Извини, что нагружаю. – Не впервой, – неторопливо цедит он. – Кстати, тут рядом со мной Акулыч, – подчеркиваю я, сознавая, что это придаст моей просьбе некоторый вес. – Передай ему привет, – голос опера – насколько возможно – теплеет. – Мы без него как без рук. Запарились. Жесткий был руководитель, суровый, можно сказать, но человечный. Справедливый. – Акулыч, – говорю, засовывая трубку в задний карман джинсов, – тебе привет передают. Утверждают, что без тебя кирдык. Не справляются. Акулыч внезапно склоняет сивую башку с багровой блестящей плешью и невнятно басит: – Охламоны. Придумают тоже. И я понимаю, что на его глазах выступили слезы… * * * Когда – в темноте и снеге – возвращаюсь в домишко по Стахановцев, 31-а, в прихожей мне попадаются двое: кот Королек, старательно обживающий новое для него пространство, и Даренка. Одета не по-домашнему нарядно: алая безрукавочка и по моде вытертые и продранные облегающие голубые джинсы. На ногах красные туфельки на шпильках. – В ресторан собралась? – Нет, – и стреляет глазками. – Я, может, хочу вам понравиться. – Тебе Коляну надо нравиться, я для тебя слишком стар. Внезапно становится серьезной. Лицо напряженное, в глазах странный блеск. – Пожалуйста, расскажите о вашей жене. От неожиданности даже не удивляюсь странности этой просьбы. – Зачем это тебе? – Не знаю, – произносит задумчиво. – Но мне нужно. Очень нужно. – Не сегодня, – уклончиво говорю я и чувствую, как кто-то железными пальцами стискивает горло. – Потом. Ладно? – Ладно, – соглашается она. – Но вы обещаете рассказать? Клянетесь? – Клянусь. Захожу в свою комнату, пропустив вперед кота Королька, плюхаюсь на кровать и пытаюсь задремать, не думать. Но Даренка, будь она неладна, уже разбередила воспоминания. Мысли, точно взметенные ветром, исступленно крутятся, мельтешат, орут дико, истошно: «Надо что-то делать, Королек! Не рассусоливай, действуй!» «Сами попробуйте, – отбиваюсь я. – Ни единой зацепочки. Сейчас попробую разобраться с отцом киллера, а там поглядим». Но это их не убеждает. Они раскалывают мой бедный череп, тычутся в проломы, бешено снуют. От них болит мой несчастный мозг!.. * * * Пыльный Опер сообщил мне данные отца киллера: имя, отчество, место жительства. И еще кое-что по мелочам. Прекрасно помню его: приземистый мужик, по виду грузчик, строитель или водила-дальнобойщик. Пока тянулся суд, он не произнес ни слова, даже шепотом, только глядел на меня темными ненавидящими глазами. И когда я невольно косился в его сторону, то натыкался на тускло-свинцовый злобный взгляд, вынести который не было никаких сил. Приходилось терпеть. По ментовской линии чист. Не участвовал. Не привлекался. Не отбывал. Вполне законопослушный гражданин. А то, что его наследничек – наемный убийца, взорвавший несколько человек, в том числе моего Илюшку, так отец за взрослого сына не отвечает – как, впрочем, и наоборот. – Кстати, мобильника у твоего Арцеулова нет, – вроде бы между прочим заявил Пыльный Опер. – Как это? Нынче у грудничков мобила имеется. – А у него нет. Но мы пробили его звонки со стационарного телефона. – И?.. – В этом году он звонил только один раз, 29-го июля. На некий сотовый. Мы сделали распечатку звонков с вышеуказанной мобилы. Их всего четыре. И все – твоему Арцеулову. Первый – 14-го июня, второй – 16-го, третий – 25-го, четвертый – 7-го сентября. – Кому принадлежит трубка? – В прошлом году у девочки-студентки похитили сотовый. И у кого он сейчас, неизвестно… Промямлив Пыльному Оперу «спасибо», озираюсь по сторонам и осознаю, что нахожусь неподалеку от университета, и мимо меня то и дело пробегают студенты. За их плечами – ранцы, набитые разной премудростью и еще кое-чем по мелочам. Все вокруг в снегу – земля, деревья, крыши зданий и машин. В чистом белом снегу. Отодвигаюсь на самый краешек тротуара, чтоб невзначай не сшибли целеустремленные студиозы. А сам потихоньку думаю. Информация Пыльного Опера весьма скудна и почти ничего не дает, но – за неимением лучшего – сойдет и эта. Что ж, теперь о папане киллера необходимо разузнать подробнее. Да он ли убийца? Простой мужик. Отомстить мне за смерть сына, убив Анну, наверняка не в его стиле. Да еще положить на ее труп бумажку с руной Зиг. Москалев так поступить мог. А этот прихлопнул бы меня – и все дела. А там, глядишь, и собой бы покончил. Зачем ему Анна? |