Онлайн книга «Следователь по особо важным делам»
|
— Вы всё помните. Четыре семнадцать… — В этом вопросе я готов признать свою вину. Я отложил ручку: — Николай Гордеевич, вы, кажется, альпинист? — Бывший. Уже года четыре, как не ездил в альплагерь. Да и не знаю, когда теперь выберу время. Наверное, уже дисквалифицировался… — Хорошо, все равно поймёте. Как это у вас называется — идти в связке? — Да, так. — Представьте себе, что один из альпинистов решил вдруг на самом опасном месте, так сказать, выбыть из связки. Обрезать верёвку, связывающую его с товарищами. Как это называется? — Самоубийство, — сказал он спокойно. — По отношению к себе-да. Л каково остальным? — Могут погибнуть тоже. Смотря каким он идёт. — Теперь вы можете понять, чего стоило ваше молчание? Пз всей картины жизни Ани выпадало одно звено, вы… — Но ведь я… — Подождите, дайте мне закончить. Чтобы доказать вашу невиновность, у меня ушло много времени. Понимаете, может, по вашей вине где-то совершено ещё одно преступление. Я вас не пугаю. И говорю самым серьёзным образом. — Я замолчал. — Мне казалось, что моё… наши отношения с Аней сугубо личные и к делу не относятся. Да какие там были отношения… — Он махнул рукой, — Николаи Гордеевич, вы же не знаете, что такое работа следователя. Вы неспециалист. Представьте себе, вам, главному агроному, который из многих составных должен найти неизвестное, ответить на вопрос, когда и что сеять, метеорологи дают неправильную сводку или вообще молчат. Гадай, мол, сам. В какое положение вас поставили бы, а? Вот и вы за меня решили, что я должен знать, а чего пет. Ильин передёрнул плечами. Разговор задел его за живое. — Откровенно хотите? — Опять за своё. Я вас упрекаю за неоткровенность, а вы… — Мне казалось, вы меня ловите на чем-то… — Недаром говорят, если ничего не можешь придумать лучше правды, говори только её… Ведь —вы были близким Ане человеком.. Во всяком случае, понимающим и любящим. Находились рядом в тяжёлое время… — Давайте не будем об этом, — прервал меня Ильин. — Да, у меня все не выходило из головы, помните, вы говорили, будто я ночевал у Ани, помните? Прямо как хозяин в своей квартире. Та история, иу, когда я утром умывался. Вспомнил я. Действительно умывался. После того, как наколол дров… Но ведь вы бы мне не поверили… — Почему же? Неужели вы думаете, что я не умею отличить правду от лжи? Тогда грош бы мне цена в базарный день… Если уж откровенничать, — улыбнулся я, — вам я действительно раньше мало верил. Сейчас склонен больше. Он невесело усмехнулся: — Значит, не до конца… — А ведь вы действительно мне не все ещё открыли. — Что я должен ещё рассказать? — нахмурился Ильин. — Хотя бы то, зачем вы встречались с Аней в кафе. За бутылкой сухого вина… — Я люблю иногда выпить стакан сухого. У нас дома на Кубани свой виноградник. И домашнее вино подаётся к обеду, как, например, лимонад или квас… — Так вы встретились, случайно? — В Североозерске — да. А потом пошли перекусить. — И о чем вы беседовали? — Игорь Андреевич, прошу вас, не надо. — Впервые у него были умоляющие глаза. — Это действительно сугубо личное. — Он вздохнул: — Что могло быть, чего не могло… Вот о чем мы говорили. И опять стена. Единственное, что я выяснил, так это то, что во время разговора ни о ком, даже о своём муже, не говоря уже о третьем лице, Аня не вспоминала. Я решил не бередить его память. А к воспоминаниям об Ане Ильин относился свято. Итак, из числа подозреваемых он был вычеркнут. Но как фигура в игре— пока нет. Самой загадочной, самой важной для раскрытия истины фигурой мне представлялся теперь «коробейник». Действительно, приезд его в Крылатое предшествовал тревожному состоянию Залесской, а потом наступила её смерть. Слишком загадочный он человек. Я ловил себя на мысли, а не завораживает ли меня именно эта загадочность? Нсли это пустой ход, как говорят изыскатели, «бросовый»? Но все же его приезд настораживал. «Коробейник» явился к Залесским с определённой целью. При этом хотел остаться незамеченным. С честными намерениями приезжают открыто. Ночной визит был очень важен для гостя. Появление его было неожиданным для Залесских. Во-первых, в Крылатое он приехал впервые. Если б не впервые, то зачем ему называть шофёру адрес? Он бы сам. показал дорогу или сошёл в другом месте, на шоссе. Во-вторых, знай о его приезде супруги, Валерий уж, во всяком случае, встретил бы его непременно. И скорее всего-в-Североозерске, принимая во внимание то обстоятельство, что приезд гостя пытались— скрыть. Зачем он приезжал? Почему так таинственно и скоропалительно уехал? При этом он знал, что его визит продлится буквально несколько часов. «Коробейник» посещал супругов раньше («Опять этот тип приехал»). Может быть, в Вышегодске? Нигде больше Валерии и Аня вместе не жили. И ещё я много думал о предсмертном письме, которое, ей-богу, лучше бы не существовало вовсе. Только все закугывало. Запутывало-то запутывало, если концы не сходятся с концами. А когда все станет на свои места, простота выявится необыкновенная. Письмо бросалось в глаза при первом знакомстве с делом. На него обратил внимание и Иван Васильевич, судя по отметкам карандашом. Оно мало походило на обычные записки, оставляемые теми, кто в порыве отчаяния или депрессии лишал себя жизни. Как правило, предсмертные письма несут на себе печать душевного расстройства. Слова положены на бумагу неровно, мысли неясные, лихорадочные, обрывистые. И мало фраз. Конечно, случаются и обстоятельные объяснения, но чрезвычайно редко. Последнее письмо Ани Залесской, странное и необычное для самоубийцы, держало меня в состоянии недоверия и поиска: И до сих пор смущало ум, вносило путаницу в любые мои построения, оставаясь непостижимым. Во всяком случае, сидение в Крылатом себя исчерпало. Надо расширять географию своих действий. Первое-постараться отыскать ночного гостя Залесских. Второе — более тщательно исследовать это злополучное письмо. Как говорится, во всех ракурсах. А это можно было сделать только в Москве. И вот я решил отправиться в столицу… До Североозерска мы с Ищенко ехали вместе, В машине у нас произошёл любопытный разговор. — Между прочим, — сказала она, — дочь Савелия Фомича, Клава Шамота, работает на кроликовой ферме… Я уже достаточно изучил старшего лейтенанта. Она мне никогда не сообщает того, что не имеет никакого отношения к нашей работе. И главное, я теперь разбирался в интонации моего помощника. О дочери сторожа она сказала как-то туманно. |