Онлайн книга «Испытательный срок»
|
Буршин в пальто и в калошах сидел на кровати и мрачно смотрел в пол. Сын подошел к отцу и растерянно спросил: - Что это такое? - Это недоразумение, Ваня, - ответил отец, не подымая головы. Сын удивленно переспросил: - Недоразумение? - Вы поедете с нами, - сказали Буршину. Он, кряхтя, поднялся с кровати и, по-стариковски шлепая калошами, пошел к выходу. Он был растерян. Он был стар. Он был глубоко несчастен. Но в машине, на свежем воздухе, он вдруг окреп, собрался с мыслями. Перестал на какое-то время быть отцом, который любит своих детей. Снова стал вором-профессионалом, который знает, как вести себя на допросах, и которого ничем не удивишь. Жур ждал его в уголовном розыске. Перед Журом на столе лежало несколько фотографий Буршина. Буршин в молодости - в котелке, в красивом костюме, с тросточкой. Буршин в советское время, в годы нэпа, - в котиковой шапке, в длинной дохе. Жур извлек в эти дни из архива много "дел", в которых были описаны и манера Буршина и его способ вскрывать шкафы. Это Буршин всегда на месте преступления оставлял какие-то нелепые инструменты, не имеющие никакого отношения к взлому, но нужные, вероятно, для того, чтобы запутать преследователей. И всегда, для особого воровского шика, он любил выкинуть эдакий фортель - посмеяться над сторожем, положить в разрушенный шкаф арбуз, или сайку, или кусок колбасы. Жур допрашивал его когда-то в Сибири. И вот довелось встретиться во второй раз. В комнату вошел высокий пожилой человек в мохнатой кепке и в теплом поношенном пальто. Жур пригласил его сесть. - Ну-с, Егор Петрович, здравствуйте... - Здравствуйте, - сказал Буршин и сел. - Гора с горой, - улыбнулся Жур приветливо, - как говорится, не встречаются, а люди - они обязательно встретятся. Что это вас не видать было, Егор Петрович? Буршин ответил что-то невнятное, пошевелился на стуле. Потом сказал: - Закурить разрешите? Ульян Григорьевич подвинул ему портсигар. - Курите... Но Буршин не притронулся к его папиросам, сказал: - У меня свои... И вынул из кармана коробку трехрублевых папирос "Дели". Эти папиросы были единственной покупкой, какую он сделал самостоятельно на украденные деньги. Из восьмидесяти тысяч он лично истратил всего три рубля. Жур достал с подоконника бутылку с кефиром, открыл ее, налил в стакан. Как бы извиняясь, он сказал: - У меня с желудком что-то такое. Я постоянно в это время кефир пью... А вам, Егор Петрович, чайку заказать? - Пожалуйста. - А может, кушать хотите? Бутерброды можно. - Нет, спасибо, - сказал Буршин, - я ночью ничего не ем. Чаю - это другое дело... Подали чай. Ульян Григорьевич размешал ложечкой кефир в стакане, отхлебнул немного и, хитро прищурившись, посмотрел на Буршина. - Постарели, Егор Петрович... А? Седина... - Немножко, - сказал Буршин, наклонившись над стаканом. - Да и вы, гражданин начальник, не помолодели... - Это верно, - согласился Ульян Григорьевич. - Годы не те... Помолчали. Ульян Григорьевич пил кефир. Буршин смотрел в стакан, где вертикально плавала чаинка. - А кепочка эта вам не идет, - прервал молчание Жур. - Вы ведь всегда, как мне помнится, франтом были. - Это я у сына взял, - конфузливо объяснил Буршин. - У меня летняя... - Вы ее снимите, - вроде посоветовал Жур. - Тут тепло... А сын-то у вас какой молодец! Говорят, слесарь он... И говорят, хороший слесарь... - Да, - сказал Буршин и густо покраснел. - Неприятный сюрприз вы ему подготовили, - как бы нечаянно заметил Жур. Буршин промолчал. Он пил теперь чай. И со стороны могло показаться, что все это происходит не в уголовном розыске, а в кабинете какого-то обыкновенного учреждения, где случайно сошлись два знакомых. Об уголовном розыске напоминал только большой стенд у стены, увешанный отмычками, фомками и другими орудиями воровского ремесла. Буршин допил стакан и отодвинул. Ульян Григорьевич сказал: - Ну, давайте, Егор Петрович, поговорим о деле. Рассказывайте, как это было. Все рассказывайте. Секретов у нас с вами нету. Не должно быть секретов... - Я ничего не знаю, гражданин начальник. - То есть как же это так? Буквально ничего не знаете? И шкаф не вы ломали? - Не я. Я такими делами не занимаюсь. - Бросили, что ли? - Бросил. - А работа - ваша. Чистая работа! Это не я один так считаю... - Я такими делами не занимаюсь. Жур задумался. Он порылся зачем-то в бумагах, лежавших на столе, будто вспомнив какое-то дело, не имеющее никакого отношения к Буршину. Потом опять сложил бумаги и спросил: - Это вы серьезно? - Совершенно серьезно. Буршин наклонил голову и с интересом стал рассматривать свой теплый шарф. Ульян Григорьевич смотрел на него. За окнами была ночь. На улице горел фонарь. За дверью, в коридоре, раздавались шаги застоявшегося милиционера. Садиться ему нельзя, милиционеру. По уставу он должен стоять. Устав, однако, разрешает ему ходить на посту. И вот он ходит, нарушая тишину ночи, подчеркивая эту тишину. Ульян Григорьевич закуривает. Закурив, он хлопает металлическим портсигаром, встает, отодвигает стул и говорит раздраженно: - Гражданин Буршин! Гражданин Буршин все еще рассматривает свой теплый шарф. - У меня такое впечатление, гражданин Буршин, что вы пришли сюда, чтобы морочить мне голову... - Я никому не порочу голову, - глухо и враждебно отвечает Буршин. Непонятно, зачем он заматывает шею шарфом. В комнате тепло. И даже более тепло, чем надо. Жур поворачивает ключ в замке массивного шкафа. Он выкладывает перед вором вещественные доказательства, раскладывает их на столе, говорит: - Пожалуйста... Ну... Вы думаете, что здесь дураки сидят, которым жалованье платят, чтоб они в носу ковыряли... А? Буршин смотрит на стол, на клешню, извлеченную из проруби, на рычаг, напоминающий трость, на кусок брезента... Ночь проходит. Медленно проходит зимняя ночь. На улице гремят ночные грузовики. В коридоре тихо-тихо. |