
Онлайн книга «Фотосессия в жанре ню»
Оля выдохнула, подобрала семгу, выбросила ее в мусорку и протерла линолеум бумажным полотенцем. Мытьем пола, как и стиркой, заниматься не хотелось. Завтра, завтра, не сегодня! Но руки снова надо было вымыть, причем безотлагательно. Оля прошла в ванную, подвинув при этом загородившую проход родительницу, пополоскала в мыльной воде ладошки, вышла и насторожилась, встретив мамин торжествующий взгляд. – Оленька, милая, это тебя! – проворковала Галина Викторовна, сверкая глазами примерно так, как это делает проблесковый маячок, настойчивый сигнал которого совершенно невозможно проигнорировать. – Очень приятный мужской голос! Оля изобразила опасливое удивление, приняла трубку и посмотрела на размеренно моргавшую маму с немым укором и вполне понятным намеком. – Да-да, не буду вам мешать! – сказала Галина Викторовна и энергично потопталась на месте, в результате этого физкультурного упражнения не отдалившись от Оли с Желтым Дьяволом ни на дюйм. – Мама! – Да, да! Галина Викторовна с откровенной неохотой вернулась в гостиную. Оля посмотрела: нарядное, как соборный витраж, дверное стекло почти полностью потемнело, сохранив северное сияние цветных телевизионных сполохов только в верхней части – выше растрепанной головы Галины Викторовны, прильнувшей к двери всем телом и одним ухом. Под напором груди, вмещавшей любящее родительское сердце, дверь затре-щала. – Мама!!! – рявкнула Оля. – Ну, ушла уже, ушла! – недовольно откликнулась Галина Викторовна. Освобожденная дверь просияла. Оля тоже постаралась улыбнуться и вежливо сказала в трубку: – Здравствуйте, я вас слушаю. – Это Ольга? – Да. – Ольга Павловна Романчикова? – Да, это я. – Олюнчик… Официальный голос в трубке мигом изменился, пропитавшись жаркой страстью, как сухая поролоновая губка кипятком. – Милая… – Что?.. Оля растерялась. Если бы «очень приятный мужской голос» не назвал ее полное ФИО, она решила бы, что он ошибся номером. – Как ты одета? Что на тебе сейчас? – Эээ… Ответить на такой безобразно бестактный вопрос Оля не могла как минимум по двум причинам. Вопервых, от возмущения она потеряла дар литературной речи. А вовторых, сказать правду («Что-что, да черт знает что!») было невозможно, а вранья Ольга Павловна избегала по принципиальным соображениям. «Давно пора было выбросить этот халат!» – буркнул внутренний голос, и Оля зарделась так, что маринованная красная рыба повторно умерла бы от зависти. – Олюнчик, я хочу тебя раздеть! – не дождавшись ответа и нисколько этим не смутившись, с беспримерным нахальством сообщил «очень приятный мужской голос». – Хочу скользить своими мозолистыми руками по твоему гладкому нежному телу… – Вы кто?! – высоким голосом тургеневской барышни на грани нервного срыва выкрикнула Ольга Павловна. Северное сияние в стекле опять померкло, стертое, как ластиком, темной тучей плотной женской фигуры. Оля резко повернулась к двери спиной и отодвинулась подальше в коридор, до предела натянув телефонный шнур. – Я – твоя радость! – Что за шуточки?! Немедленно прекратите! И больше не смейте мне звонить! Оля шваркнула трубку на рычаг и гневно засопела, раздувая ноздри и притопывая носком тапки. – Олюшенька, кто звонил? – приоткрыв дверь, сладеньким голосом поинтересовалась заботливая мама. – Крокодил! – огрызнулась неблагодарная дочь. – И со слезами просил: «Мой милый, хороший! Пришли мне галоши!» Мама в ответ на цитату из Чуковского обиженно фыркнула и со стуком закрыла дверь. Оля прошла к себе, легла на диван и уставилась в потолок, прокручивая в голове только что состоявшийся телефонный разговор. Кому вообще могло прийти в голову говорить с ней, приличной девушкой, будто с какой-то сладострастной Клеопатрой? «Хулиганам из восьмого «Б»? – предположил внутренний голос. Оля кивнула, но без уверенности. Наиглавнейшим злодеем в ее учительской жизни был Витька Овчинников из пятого класса, но у него до ТАКИХ выходов еще, так сказать, нос не дорос! А хулиганы из восьмого «Б» подкладывали Ольге Павловне кнопки на стул, засовывали спички в замочную скважину двери кабинета литературы и прятали в портфель с тетрадками голодного хомяка. При всей своей возмутительности, выходки эти были детскими, можно даже сказать, вполне традиционными. А монолог телефонного хулигана был готовым сценарием для эротического фильма из категории «Восемнадцать плюс»! – Ладно, я разберусь, – зловеще пообещала Ольга Павловна паутинке под потолком. И тут же затрезвонил мобильник. Оля неохотно взяла его и приложила к уху, не спеша откликаться из опасения вновь услышать гнусное предложение. – Алло, Олечка! – зарокотала трубка напористым голосом Елкиной бабушки. – Оля, надо с этим разобраться! – Я тоже так думаю! – Зайди ко мне, поговорим! Через пять минут, сменив будуарный халат на более приличные джинсы и свитер, Оля постучалась к соседке. – Открыто! – бодро отозвалась баба Женя из кухни. – Проходи сюда, будем строить коварные планы и пить глинтвейн! – Ух ты, – опасливо пробормотала праведница и трезвенница Ольга Павловна. Планы она умела строить только поурочные, а глинтвейн считала буржуйской роскошью. Евгения Евгеньевна колдовала у плиты, с невнятным бормотанием подсыпая в кастрюльку с ароматным варевом порошки из пакетиков без надписей. Выглядела она при этом как самая настоящая ведьма, и Оля заволновалась. Свой безудержный авантюризм и твердый характер подруга Елка явно унаследовала по прямой линии от бабушки, так что коварные планы Евгении Евгеньевны вполне могли оказаться слишком смелыми для робкой училки. – Пей! Баба Женя поставила перед гостей толстостенную фаянсовую кружку. – Только осторожно, горячее. – Я буду осторожна, – пообещала Оля, имея в виду не только употребление глинт-вейна. Напиток был не просто горячим – обжигающим. Оля отставила кружку и тут же услышала: – Ты же понимаешь, что это нельзя так оставить?! – Я только немного подожду, пока остынет! – Будем ждать – след остынет! – убежденно кивнула баба Женя. – Тогда уж точно – концы в воду! – Концы? Оля опасливо заглянула в кружку. Огнедышащее варево в ней пыхтело и пенилось самым пугающим образом. Запросто можно было поверить, что в рецептуру вошли не только загадочные концы, но также щепотка-другая адской серы, палец мертвеца и дохлая жаба. |