Онлайн книга «Разум в огне. Месяц моего безумия»
|
– Привет, – бодро поздоровалась она, входя в палату, поставила на стул у кровати свою кожаную сумку и поцеловала меня. – Я так волнуюсь перед встречей с таинственным доктором Наджаром. Как думаешь, какой он? – весело продолжала она; ее миндалевидные глаза светились энтузиазмом. – Он должен прийти с минуты на минуту. Но папа был не слишком обнадежен. – Не знаю, Рона, – ответил он. – Мы же так ничего и не выяснили. Она отмахнулась от него, взяла салфетку и вытерла слюну, стекавшую по моему подбородку. – Здравствуйте, здравствуйте! – Через несколько минут в мою отдельную палату – номер 1276 – вошел доктор Наджар, громогласно возвестив о своем прибытии. Он слегка сутулился, из-за чего голова выступала на несколько сантиметров вперед – видимо, из-за долгих часов, проведенных над микроскопом. Густые усы на кончиках истончились, потому что у него была привычка дергать и крутить их, когда он размышлял. Он протянул маме руку, а та была так рада с ним познакомиться, что крепко пожала ее и задержала чуть дольше, чем позволено правилами приличия. Затем он представился отцу. Тот поднялся со стула у изножья кровати и поприветствовал его. – Прежде чем начать, давайте еще раз вспомним ее историю болезни, – проговорил доктор. Сирийский акцент придавал его речи прыгающую ритмичность; он акцентировал и удлинял твердые согласные, а вместо «т» часто произносил «д». Волнуясь, он нередко пропускал предлоги и соединял несколько слов в одно, словно его речь не могла угнаться за мыслями. Доктор Наджар всегда подчеркивал, как важно выяснить у пациента полную историю болезни. «Чтобы увидеть будущее, нужно заглянуть в прошлое», – говорил он своим больным. Мои родители рассказывали, а он записывал симптомы: мигрени, боязнь клопов, гриппозное состояние, онемение, учащение сердечного ритма. Все эти симптомы были уже изучены другими врачами, но так и не сложились в единую картину. Доктор Наджар записал эти важные сведения, а затем сделал то, чего не делал еще ни один врач: повернулся и заговорил со мной, как будто я была его другом, а не пациентом. * * * Одним из удивительных качеств доктора Наджара была его личная проникновенная манера общаться. Он глубоко сочувствовал слабым и беспомощным, а все из-за того, что случилось с ним самим в детстве. Позднее он рассказывал мне, что рос в столице Сирии Дамаске, плохо учился в школе, а родители и учителя считали его ленивым. В десять лет он провалил несколько экзаменов подряд в частной католической школе, и директор заявил его родителям, что случай безнадежный. «Школьное образование не для всех, – сказал он. – Может, мальчику лучше будет обучиться ремеслу?» Отец Сухеля рассердился, но не желал прекращать образование сына и, не питая особых надежд, перевел его в обычную школу. В первый же год обучения один из учителей обратил на мальчика особое внимание и стал часто нарочно хвалить его за проделанную работу, тем самым постепенно укрепляя его уверенность в себе. К концу года Сухель принес домой табель, в котором были одни пятерки. Отец пришел в ужас. – Ты жульничал на экзаменах! – закричал он, занося руку, чтобы ударить сына. На следующее утро родители мальчика явились к учителю. – Не может быть, чтобы мой сын получил такие отметки. Он жульничал! – Да нет же, – ответил учитель, – уверяю вас. – Что же у вас за школа, если такой парень, как Сухель, получает столь высокие оценки? Учитель замолк ненадолго, а затем заговорил: – А вам не приходило в голову, что у вас умный сын? Мне кажется, вам нужно поверить в него. В итоге доктор Наджар стал лучшим выпускником на курсе в мединституте и эмигрировал в США. Там он добился признания не только как один из самых уважаемых неврологов, но и как эпилептолог и невропатолог. Мораль сей истории он применял ко всем своим пациентам: никогда не теряйте надежду. И вот доктор Наджар сел на корточки у моей кровати и произнес: – Я сделаю все, что смогу, чтобы вам помочь. И не причиню вам вреда. Я ничего не ответила, мое лицо не выражало эмоций. – Так, давайте начнем. Ваше имя? Долгая пауза. – Сю… за… ннн… нна. – Какой сейчас год? Пауза. – 2009. «Отвечает односложно», – записал он. – А месяц? Пауза. – Апппрель. Аппрель, – с трудом отвечала я. «Безразлична», – записал врач, имея в виду мою апатию. – А число? Я уставилась прямо перед собой молча, не проявляя эмоций и не моргая. «Задержка моргания», – записал он. Дату я назвать не смогла. – Кто сейчас президент? Пауза. Я напряженно подняла руку. «Ригидность конечностей», – записал доктор Наджар в своем листке обхода. – Ч… что? Никаких эмоций. Ничего. – Кто сейчас президент? «Не фиксирует внимание», – записал он. – О… Обама. «Голос тихий, монотонный, заметно шепелявит». Мой язык меня не слушался. Доктор достал из кармана белого халата несколько инструментов. Он постучал по моим коленным чашечкам молоточком для проверки рефлексов; рефлекс был снижен. Затем посветил фонариком мне в глаза, отметив, что зрачки плохо сокращаются. – Хорошо, теперь дотроньтесь до кончика носа этой рукой. – Он прикоснулся к моей правой руке. Напряженно, двигаясь как робот, я подняла руку и в несколько этапов, как в замедленной съемке, поднесла ее к лицу и все же промахнулась, хоть и почти попала. «Двигательная заторможенность», – подумал доктор Наджар. – Хорошо, – проговорил он и проверил мою способность выполнить двухэтапное действие. – Теперь коснитесь левого уха левой рукой. – Он дотронулся до моей левой руки, подсказывая мне, где право, где лево – сомневаясь, что я сама в силах отличить. Я не пошевелилась и не отреагировала, а лишь вздохнула. Тогда он велел мне забыть об этой просьбе и перешел к следующей: – Теперь встаньте с кровати и пройдитесь. Я свесила ноги с кровати и нерешительно сползла на пол. Он взял меня под руку и помог встать. – Не могли бы вы пройтись по прямой, переставляя ноги? – попросил он. Взяв минуту на раздумья, я зашагала вперед, но двигалась перебежками, делая между шагами длинные паузы. Меня кренило влево – Наджар отметил признаки атаксии (расстройства координации). Я ходила и говорила, как его пациенты на поздней стадии болезни Альцгеймера – те, кто утратил способность говорить и нормально взаимодействовать с окружающей средой и мог лишь совершать периодические неконтролируемые, атипичные движения. Такие пациенты не улыбаются, почти не моргают, сидят и стоят в неестественно застывших позах; они лишь формально присутствуют в этом мире. И тут его осенило: тест с часами! Разработанный в середине 1950-х, этот тест вошел в «Диагностическо-статистический справочник психических заболеваний» Американской психиатрической ассоциации лишь в 1987 году. Его используют при болезни Альцгеймера, инсультах и слабоумии, чтобы узнать, какие зоны мозга поражены. |