Онлайн книга «Тайна персидского обоза»
|
— С удовольствием приму ваше предложение, Родион Спиридонович. — Водочки? — Пожалуй. — Ваше здоровье, Иван Авдеевич! — И вам того же! — Рыбку-то откушайте… — Благодарю… — Ну а теперь по второй, за победу! — За славу России! — А вот этот сырок осетинский — превкуснейшая, скажу я вам, закусочка… — Да, недурственно… — А помните, Иван Авдеевич, давешний разговор о поручике Рахманове? — Ну да, конечно, — кивнул надворный советник. — У меня имеются на этот счет некоторые соображения. — Слушаю вас, — положив ломтик балыка на маленький поджаренный кусочек хлеба, Самоваров с удовольствием отправил его в рот. — Ни для кого не секрет, что поручик в свое время по уши втрескался в вашу недавнюю партнершу. — В Анастасию Филипповну? — В нее самую. — И что же? — накалывая кружочек колбасы, осведомился Иван Авдеевич. — По этому поводу был у него неприятный разговор с ее супругом. Я бы даже назвал это ссорой. В общем, Григорий Данилович угрожал Рахманову, и сразу после этого Корней пропал. — Позвольте полюбопытствовать: а откуда у вас имеются эти сведения? — повернулся в сторону собеседника следователь. — От самого Корнея. Мы ведь дружили. Странно как-то все получилось… — Что именно? — Да его исчезновение. Ведь я видел его в тот день. Все было как обычно, он никуда не собирался, а потом его просто не стало. — Скажите, Родион Спиридонович, а поручик Рахманов исчез задолго до прибытия золотого обоза из Тавриза или сразу после того, как подводы въехали во двор Интендантства? — Простите? — Видите ли, тогда же в Ставрополь прибыл фурштат, перевозивший золото и серебро, полученные по контрибуции из Персии. У одной из телег сломалась ось, и было принято решение сгрузить часть сундуков в соляной подвал. Но этим хранилищем заведовал Рахманов, а его в тот вечер нигде не могли найти, поэтому Рыжиков и сделал за него запись в складской книге. — Ну как же, я все прекрасно помню… Мне ведь приходилось лично за всем следить — я же был дежурным по гарнизону. — Вы? — Самоваров перестал жевать и уставился на полковника. — Ну да, я. А что в этом удивительного? — А кто был дежурным по Навагинскому полку? — Сразу не вспомню, хотя… подождите-ка… по-моему, Гладышев. Ну да, он, царствие ему небесное, упокой его душу Господи! — трижды перекрестился Игнатьев. — А что касается Рахманова, то вы правы — Корней пропал сразу же после прибытия фурштата. — Полковник взял в руки графин с водкой. — Ну что, еще по одной? — Я, пожалуй, на этот раз предпочту наливочку. — Хозяин — барин. — За отыскание убийцы моего друга! — поднял рюмку полковник. — Мы его, Родион Спиридонович, с вами и так найдем. Несомненно. Я бы лучше выпил за здоровье вашей супруги Агриппины Федоровны. — Признательно вам благодарен. — Даст бог, все наладится, — кивнул надворный советник, потягивая маленькими глотками тягучий напиток. — Как она? — Скучает, наверное, в одиночестве. Послышалась тихая механическая мелодия. Игнатьев вытащил из кармана брегет и, открыв крышку, сказал: — Вот и ваш подарочек заговорил: через четверть часа на Соборной площади начнутся салютации. Не хотите ли посмотреть? — С удовольствием. — Тогда пора. Самоваров тщательно застегнул на все пуговицы крылатку, пригладил редкие остатки волос, и, водрузив на стремительно лысеющую голову боливар, вместе с полковником отправился лицезреть феерическое представление. На город опустилась вязкая пелена тумана. Серая водяная пыль заполнила собой все улицы, дворы и, казалось, даже колодцы. Тусклые огоньки лампадок отсвечивались в узких, подслеповатых окошках обывателей, благодаря чему можно было хоть как-то ориентироваться в темноте. От нескольких керосиновых фонарей, установленных у генеральского дома, не было никакого проку. — Самая что ни на есть чеченская погода, — перепрыгнув через огромную лужу, в сердцах выговорил Игнатьев. — Простите? — не понял следователь. — Туман опаснее темноты. Ночью слух делает для человека то, в чем отказывает ему зрение, а в туман оба главных органа самосохранения, глаз и ухо, одинаково бессильны и не могут предупредить человека об опасности. Горцы, в особенности чеченцы, в такую погоду умудряются угонять табуны лошадей даже у линейных казаков. — Вот о такой дерзости басурман мне еще не приходилось слышать, — едва удерживая равновесие на переброшенной кем-то через яму доске, проговорил следователь. — Поживете у нас еще — и не такое узнаете… — Благодарю, конечно, но, признаться откровенно, очень хочется домой. — Ох, простите, — отшутился Игнатьев, — совсем забыл, что вы не здешний. — А вы не находите, Родион Спиридонович, что погода совсем даже не для салютаций? — Это уж точно. Однако мы у цели. На небольшой площадке собралась толпа. Никогда ранее город не знал ни салютов, ни фейерверков, и потому поглазеть на такое диво собралась масса народу: военные с женами, духовенство, купцы с семьями, мещане и простые крестьяне. На мокрых и скользких ветках сидела вездесущая ребятня. Два младших чина и один прапорщик с важным заговорщицким видом колдовали у большого железного обруча и нескольких мортир, почти отвесно направленных в небо. Еще два солдата с горящими факелами ожидали команды и опасливо поглядывали в сторону генерала, находившегося здесь же. Младший офицер подал команду, и огонь начал производить невиданные чудеса: серое небо осветили множественные блики, расходившиеся разноцветными фонтанами, которые медленно гасли, умирая у самой земли. Зажженный железный обруч крутился с немыслимой скоростью, разбрасывая по кругу снопы искр. — Смотрите, Иван Авдеевич, вон еще одна, — по-мальчишески радостно кричал Игнатьев, указывая на выпущенную ракету. — Да-да, вижу, — вторил ему Самоваров, стоя под ветками старого дуба, усыпанного стайкой детворы. — А вон другая… — Ага! Надо же, какая салютация, я, признаться, и в Петербурге такого праздника давно не видывал, — прокричал столичный гость и почувствовал, как в этот момент с головы слетел боливар и открытой всем ветрам лысине стало холодно. Головной убор валялся немного поодаль в грязной луже. Иван Авдеевич поднял его и с удивлением обнаружил в нем сквозное отверстие, куда легко проник его указательный палец. Следователь в растерянности огляделся. |