Онлайн книга «Дознание в Риге»
|
– Ну? Никто и не узнает. А то сейчас вызову надзирателей, они за бесплатно найдут. И ты, дурак, останешься без целкового. Лузгин протянул руку, сунул билет за пазуху и сказал: – В трубе он. – Вынь, а то пачкаться неохота. Арестант послушно залез в вентиляционную трубу и достал оттуда бумажку: – А вот. Лыков развернул ее и прочитал вслух: – Как будешь входить в первые двери, то скажи: «Помяни Господи царя Давида и кротость его». Как войдешь в комнату, где суд, толкнись о притолоку и скажи: «Фрол и Лавр, стены и лавы, говорите все за нами». Потом читай: «Иду я, раб Божий Феонент, на суд к рабу Божию (тут скажешь имя кто на тебя подал). Железным тыном заграждаюсь и синим морем заливаюсь. Когда тот раб Божий (имя) железный тын проломает и сине море поразбивает, тогда он меня достанет. Как под потолком матица онемела, так бы и раб Божий (имя) онемел бы перед рабом Божиим Феонентом». – Что за чушь? – возмутился коллежский асессор. – Это же набор глупостей. Как можно в это верить? – Ничего не чушь! – обиделся Лузгин. – Завсегда действует, кажинный арестант вам подтвердит. Были бы у меня деньги, купил бы и я такой. А тут оговорили, и сиди… Сыщики вернулись в управление и вызвали Лакомкина. Тот вошел спокойный, даже чуть насмешливый. – Ну, будешь признаваться или как? – спросил Алексей. – Да в чем? – Кто тебе на самом деле продал порт-папирос? – Говорил уже вашей милости, да вы все не верите. Босяк какой-то в чайной. Глаза больные, слезятся. Имени не знаю. – На заговор надеешься? – Какой заговор? – побледнел арестант. – А вот на этот, – сыщик вынул свой трофей. – Ты его, надеюсь, наизусть выучить не успел? Лакомкин переменился в лице: – Ваше высокоблагородие! Имейте же совесть! – Что? Это ты мне про совесть? А если я тебя в муку изотру? Вор сидел раздавленный. Заучить абракадабру он явно не успел и теперь мысленно рвал на себе волосы… – Повторяю вопрос: кто продал тебе папиросник? – Латыш один… – Как зовут? – Не знаю, ей-богу, не знаю. – А как выглядел? – Лет двадцати, белобрысый… Крепкий такой. Есть силенка у ребенка! – Одет был в куртку на вате? – мгновенно сообразил Алексей. – Точно. А вы откудова знаете? – Давай подробнее. Все, что вспомнишь. Где встречались, какие есть особые приметы, речь, волосы, руки-ноги, все мне опиши. Может, он обмолвился, где живет? И не было ли с ним мальчишки-железнодорожника? – Был, – ответил Лакомкин. – Черненький такой, лет семнадцати, не больше. Лыков с Кнаутом переглянулись. – Ну вот и пошло дело, – констатировал надворный советник. – Кутили на реке, в корчме? – Все-то вам известно… – Где именно? – На Малом Фегезаксгольме. – У Папе? – оживился коллежский асессор. – Так точно. – Известный притон, – сообщил тот питерцу. – Ну, Папе я разговорю. И вообще, Лакомкин, если ты поможешь нам поймать этих негодяев, то мы тебя отпустим. До следующего раза, правда, но отпустим. Однако сначала заслужи. – Да я всей душой… – Они ведь не ваши, не уголовные? – спросил Лыков, как о чем-то само собой разумеющемся. – Угу. Политические. Кнаут аж подпрыгнул: – Кто-кто? – Политические. Называют друг друга так смешно. Этот, белобрысый – товарищ Аксель. Черненький – товарищ Эмиль. А главный у них – товарищ Мартин, но его я никогда не видел. Начальник сыскного отделения возмущенно сказал: – Нет у нас в Риге никаких политических! – Теперь есть, – возразил Лыков. – Это мальчишки! Одному двадцати нет, а второму только семнадцать. – Так всегда и бывает. – Как бывает? Поясните, Алексей Николаевич. – За мальчишками стоит кто-то взрослый, умный и циничный. Я столкнулся с этим в Варшаве. Юношей просто увлечь красивой идеей наподобие всеобщего равенства и братства. И тогда они легко пойдут убивать тех, кто против. Враги равенства? Казнить их! Молодые, без мозгов еще. Никого не жалеют, ни себя, ни других. – Что это значит, Алексей Николаевич? – серьезно спросил Кнаут. – Это значит, Александр Иванович, что у вас в городе беда. Вор с любопытством слушал разговор двух сыщиков, которые совсем забыли о нем. – Беда? – Именно так. Язепа Титуса почти наверняка убили они. За что, мы пока не знаем. Помните пуговицу с железнодорожной шинели, что нашли в кулаке у барыги? Это его пуговица, товарища Эмиля. Кнаут помолчал, потом заговорил с усилием: – Прошу меня простить. Я… вы… – Поискал слова и продолжил: – Вы многому меня научили буквально за последние несколько часов. Думал, я тут один сыщик, а вы приехали умничать. И вдруг такие открытия. – Какие? – Ну, про заговор от суда я впервые узнал. А без этого Лакомкин никогда бы не раскололся. – Точно! – обрадовался вор. – И насчет мальчишек вы скорее всего правы. Если бы я с самого начала помогал вам, а не ставил палки в колеса, вы уже нашли бы убийц. С вашим-то опытом. – Может быть, – безжалостно подтвердил Лыков. И добавил: – Жаль, мы с вами все-таки на усы не поспорили. – Да, – понуро согласился Кнаут. – Ходил бы я бритый… – Как немец! – хором сказали оба сыщика и рассмеялись. Обстановка разрядилась. Лыков продолжил: – Теперь надо действовать быстро, ведь эти товарищи не просто так столкнули лбами атаманов Московского форштадта. – Что же им нужно? – Тем, в Варшаве, нужны были потрясения. – О боже… Но все равно не пойму. Взрослые опытные мужчины, преступники-рецидивисты – как они попались на удочку юнцов? – Говорю же: за ними стоит взрослый. Парни – только марионетки. Сыщики продолжили допрос Лакомкина, но тот не добавил ничего важного. Аксель бывает в корчме Папе изредка. Где живет, никто не знает. Эмиль заходил всего один раз. Оба латыши, какие-то странные, будто начетчики-староверы. Талдычат про угнетенных, которых надо освобождать. Где их найти? Анчутка [63] знает… Вора вернули в тюрьму. Может, посидит да еще что вспомнит. Сыщики разделились: Лыков отправился в ГЖУ за справками на товарищей, а Кнаут поехал на Малый Фегезаксгольм. |