Онлайн книга «Рецепт на тот свет»
|
Ехать было недалеко — Маликульмульк успел вкратце описать, как Гриндель поднял переполох и что из этого вышло. — И вот мы с Давидом Иеронимом решили, что ему нужно охранять герра Струве — если кто-то хочет закопать тайну бальзамного рецепта в могилу, то Струве в опасности, — завершил он. — Хотя он, кажется, рассказал нам все, что знал, но вдруг вспомнит подробности? — Логично, — согласился Паррот. — Значит, он почти не выходит из аптеки? — Видимо, так. Я сам несколько дней не был у него… О мой Бог, ведь Струве за это время наверняка узнал, что Илиша отравили! — А вы не сказали ему? — Нет… Мы пожалели его… — А напрасно. Стой, стой! Крылов, возьмите мои баулы. Пока Паррот расплачивался с извозчиком, который вез его, надо полагать, от Зегевольда, целых полсотни верст, Маликульмульк отвязал и взял в обе руки два баула, после чего, нажав локтем дверную ручку, с медвежьей грацией боком ввалился в дверь. В аптеке Слона было, как всегда, тепло, пахло травами и настойками, самым ярким в букете был аромат кофея. Герр Струве сидел за прилавком, перед ним стояли большая чашка и сливочник. Теодор Пауль, в большом холщовом переднике, в белом колпаке, который надевал, работая в лаборатории, стоял на небольшой лесенке и наставлял на самой верхней полке большие фаянсовые банки с сине-белыми наклейками. — О, герр Паррот! — обрадовался аптекарь. — Сейчас Теодор Пауль позовет Давида Иеронима. — Черт возьми, тут что, разлили кувшин лавровишневой воды? — не здороваясь, как будто выходил на несколько минут, спросил Паррот. — Да, я уронил большой флакон, — признался Теодор Пауль, спускаясь с лесенки. — Простите. Нельзя все делать разом. — Что же ты делал разом? — Он принес мне горячий кофей и лекарства, которых недоставало на полках, — объяснил герр Струве. — Бедный мальчик все уставил на поднос, флакон был с краю и упал. — И вылетела туго притертая пробка? Крылов, встаньте в дверях! Когда Паррот приказывал, сопротивляться было невозможно. Маликульмульк, поставив баулы, загородил собой дверь, ведущую на Новую улицу, и даже распахнул руки пошире, потому что аптекарский подмастерье как-то диковинно задергался, словно собираясь бежать сразу во все стороны. — Давид Иероним! — закричал физик. — Скорее сюда! Дверь, ведущая во внутренние комнаты, приоткрылась. — Георг Фридрих! — радостно воскликнул Гриндель. — Наконец-то! — Стой там, не двигайся! Герр Струве, дайте-ка сюда вашу чашку. — Отчего это вы покушаетесь на мою чашку? — спросил удивленный аптекарь. — Карл Готлиб сейчас сварит вам, как вы любите, почти без сахара, а мы, старые люди, хотим послаще… Герр Струве поднес чашку к губам. Маликульмульк знал, что худощавый и подвижный Паррот в играх с сыновьями — ловкий, как фехтовальный учитель, двигается очень быстро. Но тут физик сам себя превзошел — враз оказавшись возле стойки, он закрыл рот герру Струве ладонью, и эта ладонь проскользнула между губами и краем чашки в последнюю долю мгновения. Горячий кофе выплеснулся на сухую смугловатую кисть, на жилет аптекаря, на стойку, на вазочку с печеньем… — Вы с ума сошли, Георг Фридрих? — сердито спросил герр Струве. — Понюхайте, — сказал ему Паррот. — Понюхайте, чем благоухает моя рука. И тут Маликульмульк с Гринделем разом заговорили. — Ах ты, сволочь! — рявкнул по-русски Маликульмульк, а Гриндель по-немецки смешал Теодора Пауля с дерьмом. Подмастерье стоял у стены с открытыми полками, приоткрыв рот. Его лицо, обычно такое веселое и благодушное, исказилось — как будто Теодор Пауль сам глотнул отравленного кофея. — Его надо связать и допросить, — жестко сказал Паррот. — Он не сам до этого додумался, ему заплатили. Маликульмульк охранял одну дверь, Гриндель — другую, но было еще довольно большое окно. К нему и кинулся Теодор Пауль, вскочил на табурет, боком ударился о раму, высадил частый оконный переплет и стеклянные квадраты, вывалился на улицу, в невысокий сугроб у стены. Паррот, попытавшийся ухватить его за руку, на сей раз промахнулся. На улице закричали прохожие: — Туда, герр Струве! Вор туда побежал! — Бесполезно, — Паррот удержал Гринделя, собравшегося бежать следом. — Тут нужны не ноги, а голова. Садитесь. Садитесь и вы, Крылов. То, что вы мне рассказали по дороге, я помню. Но я хочу подробностей. — Какие тут подробности? — спросил возмущенный Гриндель. — Его подкупили! Передали ему флакон с ядом! Надо подняться в его комнату — там наверняка лежат деньги! — Вряд ли. Но если лежат — то уже никуда не денутся. Он не вернется. Герр Струве! — Я ничего не понимаю, — жалобно произнес старый аптекарь. — Разве я его когда-нибудь обижал? Разве плохо его содержал? Давид Иероним, ты сам у меня прослужил шесть лет учеником! Разве я обижаю тех, кто мне служит? — Скорее идем отсюда! — воскликнул Гриндель, заметив, что старика бьет крупная дрожь. — Карл Готлиб! Карл Готлиб! Нагрей у печи шубу герра Струве! — Надо чем-то заложить окно, — подал голос Маликульмульк. — Хоть периной, хоть тюфяком, пока придет стекольщик. Давид Иероним обнял своего старого учителя и повел его в задние комнаты. Паррот подошел к двери и, отодвинув Маликумулька без особой любезности, заложил засов. — О чем вы думаете, Крылов? — вдруг спросил он. — Я вспоминаю, как расспрашивал герра Струве о вражде аптекарей с Лелюхиным. Он рассказал немало, но завершил тем, что Илиш наверняка помнит гораздо больше. И когда же это было? Погодите… я пытаюсь вспомнить… — Вспоминайте, это важно. — Сам знаю. Мы говорили до обеда… А после обеда я ездил на Клюверсхольм искать Лелюхина… привез его бальзамы… вечером мы с их сиятельствами дегустировали… наутро я поехал по аптекам — собирать аптечные бальзамы… и дверь Зеленой аптеки была закрыта… Именно так! Илиша отравили на следующий день после того, как герр Струве рассказывал о нем в присутствии Теодора Пауля! — Что же это нам дает? То, что за вечер, ночь и утро Теодор Пауль встретился с человеком, которому рассказал про воспоминания нашего герра Струве? Но откуда он знал, что тот человек боится воспоминаний? — Не знаю, Паррот. Понятия не имею. — Идем. Вам следовало рассказать ему про смерть Илиша. — И что бы произошло? Он доверял Теодору Паулю, как Гринделю, как вам, наконец! А если бы он от волнения заболел? — То и лежал бы дома под охраной супруги! Карл Готлиб! Выйди с черного хода и закрой хотя бы ставни! Они вошли в лабораторию. Гриндель усадил герра Струве у печки. Карл Готлиб, вернувшись, стал готовить ему питье. Другой ученик, шестнадцатилетний Людвиг Христиан, стоял в углу, прижимая к груди большую медную ступку. Его согнали со стула возле печки, и он не понимал, что происходит. |