Книга Девять жизней, страница 45 – Фрэнк Лин

– Дядька в кожаной куртке говорит другим, чтобы они были вежливы и чтобы улыбались, – прошептал Либерти. Необычные способности назойливого сорванца приходились сейчас как нельзя кстати.

Я отдал Джею ключи от машины, велел ему смотреть за Либерти и быстро зашагал к вертолету.

– Это ваш сын? – спросил Гордон, показывая на Либерти. – Возьмите его с собой, ему понравится. Я всегда жалел, что у меня нет детей. – Я поспешно объяснил, что никакого родства между нами нет, но было поздно: маленький злодей уже торопился к нам.

– Отлично, пап! – нахально объявил он. – Мама не будет возражать, если я покатаюсь на вертолете. – Шея моего новоявленного сыночка имела темно-серый оттенок, и о дезодорантах он также еще не имел представления. Чтобы привести его в порядок, надо было отмачивать его в горячей ванне не меньше часа.

Пристально взглянув на Либерти и что-то для себя прикинув, Гордон повернулся ко мне.

– Это длинная история, – произнес я. – Уверен, что вам она неинтересна, мистер Гордон. – Пусть думает что ему угодно, решил я. В любом случае, это не его собачье дело.

Либерти подскочил к «Белл-47», опередив Гордона и его людей. Я хотел оттащить его, но Гордон одобрительно хмыкнул:

– Конечно, малыш, можешь сесть рядом со мной. Тебе будет удобно, а я буду разговаривать с твоим папой.

– А где же сядет пилот? – спросил я.

– Я и есть пилот. Вы думали, я беру эту ораву с собой?

Охранники Гордона уже шли к «мерседесам».

– Неужто вы струхнули, Кьюнан? Если желаете, мы можем поговорить в гостинице, но представьте себе, как огорчится парнишка!

Либерти благодарно улыбнулся ему.

– Ну, хорошо, – пробурчал я. Вероятно, по закону я должен был получить письменное разрешение от матери Либерти и от десятка социальных работников, но за две ночи, проведенные в шалаше, мальчишка заслуживал награды.

– Я налетал почти двести часов, – похвастался Гордон – Как тебя зовут, мальчик?

– Меня зовут Либерти, – пропищал шотландский бродяжка. Фамилию свою мерзавец опустил. Гордон дал мне пару наушников и микрофон и показал, как с ними обращаться. Затем он протянул такие же Либерти, но я объяснил, что мальчик глухой.

– Зато соображает он не хуже некоторых, – прогремел он, поворачиваясь к пульту управления. Мотор взревел, он поднял рычаг слева от себя вверх, другой, справа, толкнул вперед, и мы поднялись в воздух. Способ передвижения Гордона действительно впечатлял. Разговаривать было невозможно даже в наушниках, так что я сосредоточился на открывающемся внизу пейзаже.

Вокруг лежали покрытые снегом холмы, а когда мы взяли курс на юго-запад, к Ливерпулю, устью Мерси и Валлийским горам, под нами зазмеились черные ленты М-61 и М-6.

– Летим по живописным местам, – сказал Гордон. Когда мы перестали подниматься, шум немного стих, только методично стучал пропеллер. – Значит, вам нравятся черные женщины, Кьюнан? – Он словно продолжил прерванный разговор.

Я понимал, что он хочет меня зацепить, но еще не понял, зачем ему это надо.

– Не больше, чем белые, – осторожно ответил я. – Мать Либерти, если вы говорите о ней, белая, шотландка. И я уже объяснил вам, что мальчишка не мой.

– Ну, ну, обиделся. – Он похлопал меня по плечу. – Я знаю, что вы человек независимый. Я немного изучил вашу биографию и должен сказать, она меня впечатлила. Ваша жена была африканского происхождения, училась на медицинском факультете, верно?

Меньше всего мне нужно было сочувствие этого плутократа к моей личной трагедии. Однако, повернувшись к нему, я увидел, что сочувствием и не пахло: улыбка, игравшая на его губах, сверкала как топор, опускающийся на шею приговоренного. Я почувствовал отвращение, но постарался его скрыть. Если и ссориться с таким экземпляром, как Гордон, то едва ли на высоте тысячи футов над долиной реки Мерси, в управляемом им вертолете.

– А что вы думаете обо всем этом? – широким жестом он показал на расстилающийся внизу пейзаж.

Поскольку его рука очертила большую часть Северо-Запада Англии и изрядный кусок Уэльса, я не нашелся, что ответить.

Гордон поднял обе руки к лицу и подкрутил свои пышные брови. Этот жест выглядел совершенно удивительно: было такое впечатление, что он крутит ручки настройки собственной головы.

– Они могут устраивать Олимпийские игры в Манчестере или в Ливерпуле хоть каждый год, но не возродят этот регион. А я знаю, как это сделать. Я немного покатаю вас по окрестностям.

Глаза его сверкнули безумием, хотя кто-нибудь, возможно, и назвал бы это вдохновением. Он сбросил свою кожаную куртку и расстегнул ремень безопасности, мешавший его жестикуляции. Куртка была хороша, но совсем не шла ему.

– Какой товар, представляющий для Атлантического региона и мировой экономики не меньший интерес, чем когда-то текстиль, мы можем экспортировать отсюда? – спросил он.

Я продолжал смотреть вперед, не зная, чего он от меня ждет.

– Ответ лежит прямо перед вами, – настаивал он.

Перед нами лежал Ливерпуль: огромные доки вдоль Мерси, два собора. На позолоченных птицах на крыше «Ливер Билдинг» играло солнце. Ливерпуль… «Битлз»… Индустрия развлечений, думал я.

– Вы полагаете, мы должны экспортировать развлечения?

Он хлопнул меня по колену.

– Я знал, что не ошибся в вас! Британия давно не правит морями, но я намерен сделать так, чтобы она правила эфиром! Вот почему мне так важно, чтобы мой бизнес в Манчестере развивался беспрепятственно. – Он сделал небольшую паузу, сверился с компасом и продолжил: – Я собираюсь пролететь над бухтой. Взглянуть на свои танкеры. Я хочу поставить «Альгамбру» во главе мощной развлекательной медиакомпании. У меня уже кое-что подготовлено в других местах, а теперь мне нужны студии и профессионалы, чтобы начать выпускать продукцию, – взволнованно объяснил он, сверкая глазами.

Я кивнул, но он, должно быть, уловил мой скепсис.

– Я говорю не про «Следеридж-Пит», сын мой! Я планирую корпорацию, которая будет делать сериалы на заказ и фильмы для мировой англоговорящей аудитории. Известно ли тебе, что сегодня составляет главный предмет экспорта Соединенных Штатов? Развлечения! А рынок сбыта – по-прежнему непаханая целина! В мире около миллиарда людей, для которых английский – первый или второй язык! Причем британский, а не американский английский!

Хозяин нашего транспортного средства был не на шутку взволнован размахом собственных планов. Я молчал. Когда мы пролетали над Ранкорном, там, где Мерси расширяется перед устьем, он снова показал мне вниз. На асфальтовом прямоугольнике посадочной площадки желтели огромные буквы: ГОРДОН. Воистину, мой собеседник пометил этот регион своим именем.

Вертолет пролетел над Уирралом, мимо нефтеперерабатывающих заводов вдоль южного берега Мерси – и дальше к Пойнт-оф-Эйр и Ливерпульской бухте. Теперь Гордон забыл обо мне. Он достал из-под своего сиденья солнечные очки и повернулся к Либерти.