
Онлайн книга «Трепет крыльев»
Заботливый. — Хануся, тебе холодно, — говорил он, вставал с кресла, шел в прихожую, приносил шерстяную шаль и подавал мне. А все женщины смотрели на меня с завистью: их мужья не замечали, что они мерзнут, и не знали, где лежат их шерстяные шали, их мужьям не приходило в голову оторвать свой зад от кресла, чтобы что-то принести жене, а он укутывал мои плечи шерстяной шалью и целовал в макушку. — Не люблю, когда ты грустишь, — говорил он, а я улыбалась. — Я купил новый диван, — сообщал он, а я улыбалась. Правда, я хотела вместе выбрать этот диван, мы уже давно собирались его купить. «Может, он был бы именно таким, как знать? А может, других не было», — утешала я себя и была довольна. — Поменяем шкафчики в кухне, — радостно заявлял он, а я улыбалась, хотя не знала, на какие. Я мечтала о деревянных, они подошли бы к столу, стоявшему в кухне, — деревянному, с выдвижным ящиком, доставшемуся мне от бабушки. Привезли шкафчики: красные, с черными столешницами, дорогие. Отвратительные. Я неуверенно улыбнулась. — Они не подходят к столу, — сказала я. — Стол заберет на дачу Юрек, я уже с ним договорился, — успокоил меня муж, — ты права, он к ним не подходит. — И крепко целовал меня, и радовался, поэтому и я старалась радоваться. — Везет тебе! — Иоася разглядывала новую кухню. — Мой муж вообще не интересуется домом, я не могу допроситься, чтобы… Я не слушала, чего она не может допроситься. Мне не надо было просить. У меня были такие духи, которые нравились ему, и трусики, какие нравились ему, и шкафчики, какие нравились ему, и диван, какой нравился ему, и занавески, какие нравились ему, и еда, какая нравилась ему. Собственно говоря, я была счастлива. Вот только мой стол, любимый бабушкин стол, старый, почти квадратный, с ящиком, на резных ножках, настоящий деревянный стол уехал однажды на дачу к чужим людям. — Знай, что в жизни нужны — да какое там, нужны — необходимы компромиссы, — часто говорила бабушка, мудростью которой я восхищалась и слушала ее намного внимательнее, чем родителей. — Ты вечно всем недовольна, — сказал он однажды, поглядывая на меня с дивана. А я мыла посуду и просто-напросто молчала. Я не была ни довольна, ни недовольна, я просто была женщиной, моющей посуду. — Ты ошибаешься, — ответила я и положила в мойку сковороду. — Я же вижу. — Плохо видишь. — От сковороды не отмывался жир, и я спрыснула ее жидкостью для мытья посуды, чтобы обезжирилось, и закрыла кран. — Что я делаю не так, почему ты такая? — Грустный голос мужа теперь, когда не было слышно шума льющейся воды, звучал громче. — Какая «такая»? — спросила я и взяла кухонное полотенце. Я еще не видела проблемы. Ответом мне было молчание. Я вытерла тарелки и убрала их в отвратительный красный шкафчик. — Ты сама знаешь! Задумайся над тем, какая ты! Он уже стоял в дверях, в куртке, и взгляд у него был злой. Я попыталась вспомнить, что произошло перед тем, как я начала вытирать посуду, потому что не знала, ей-богу, не знала. — В чем дело? — спросила я, тогда я еще спрашивала смело. — Ни в чем! Ты сама все прекрасно знаешь! — крикнул он и закрыл за собой дверь. Я осталась одна, удивленная, да, всего лишь удивленная, невероятно удивленная. А потом начала размышлять, что же я такого сделала, из-за чего он ушел. «Может, у него на работе был тяжелый день, — подумала я, — а мне и в голову не пришло об этом спросить. Но я не успела, мы только что пообедали, а ведь он любит, чтобы после обеда все сразу же было убрано, — подумала я, — и это здорово. Мужчины, как правило, не придают значения порядку в доме, а он — другой, — подумала я. — Но, может, он нуждался в моей чуткости, в моем внимании немедленно, а для меня важнее была сковорода, может, в этом все дело?» «Разве мне приятно было бы, — подумала я, — если бы кто-то что-то где-то когда-то мне сделал, а самый близкий человек этого не заметил?» «Что же я за жена! Муж ушел, а я даже не огорчилась», — подумала я. Должна признаться тебе, что только вчера я навела порядок в большом шкафу в прихожей. Чего только я там не нашла: бинокль и большую коробку с фотографиями, старую дубленку и массу какой-то одежды, два толстых одеяла и подушку… Одеяла и подушку я вынесла на балкон и выбила, а потом оставила там, чтобы они проветрились, хотя сомневаюсь, поможет ли это, потому одеяло отдает затхлостью, и я не знаю, что с этим сделать. Но оно еще совсем хорошее. Одежду я сложила и вынесла к мусорке, вдруг кому-нибудь пригодится. Я выбросила еще таз из ванной и два ветхих полотенца. Вымыла окна, и сразу стало уютнее. Но теперь видно, что стены грязные, надо бы их покрасить… Так вот, я не заметила, что с ним что-то происходит, и думала, что-то происходит со мной. — Я ошибалась на его счет, — сказала Иоася, — он замечательный. — Я была не права: похоже, он очень хороший хозяин, — отметила моя мама. — У тебя чудесный муж, — вздохнула Эвелина, когда он как-то раз зашел за мной на работу. Значит, это со мной что-то не так. — Почему твой отец не перешел со мной на «ты»? Я сидела за столом в кухне и проверяла график поездок на ярмарки, шеф просил меня просмотреть, что-то не совпадало, и я еще не разобралась до конца. Я подняла голову от календаря. — Он никогда мне этого не предлагал. — Я услышала в голосе мужа обиду. — Не знаю, он мало с кем общается на «ты», — сказала я и вернулась к планам вылетов и списку фамилий, их было много, но моей там не было. Я уже стала «невыездной». — Он имеет что-то против меня? — Перестань, — улыбнулась я, настолько абсурдным показалось мне это предположение. Он отворачивается. Я вижу его спину и возвращаюсь к разложенным на столе бумагам. Учтена ли разница во времени? Это же больше девяти часов, конечно, они не успеют, если вылетят из Гамбурга, как планировали… — Тебя это не волнует, да? Он развернулся, как будто собираясь уйти, но не ушел, стоит в дверях, и я должна это заметить. Поэтому я откладываю календарь и бумаги. — Нет, — говорю я, имея в виду, что это неважно, несущественно. Мой отец — он просто такой человек, ему нужно близко узнать кого-то, прежде чем перейти с ним на «ты», и он считает, что даже к зятю вполне можно обращаться на «вы». Но моего «нет» оказалось достаточно. — Я так и знал, — констатирует он тихо. Это звучит угрожающе: я так и знал. |