Онлайн книга «Красные моря под красными небесами»
|
Ничто в его поведении этого не предвещало; да, он был мрачен и угрюм, но ничем особенным не выделялся среди усталых и раздраженных матросов и больше не угрожал ни бывшим матросам «Красного гонца», ни команде «Ядовитой орхидеи». На закате, часа через два после того, как на вахту заступил Синий отряд, стали зажигать фонари. Жан с Локком сидели у курятника и щипали пеньку, то есть распускали обрывки старых просмоленных канатов на паклю, которой потом конопатили швы в обшивке, набивали подушки или вили из нее каболки. Работа была нудная и скучная, но долгий день уже почти закончился, скоро можно будет и отдохнуть. На полубаке что-то с грохотом упало на палубу, кто-то выругался, раздался чей-то смех. Мазукка, с бадейкой и шваброй в руках, выскочил к фок-мачте; какой-то вахтенный, выбежав следом, что-то крикнул – и тут Плешивый Мазукка обернулся и швырнул бадейку ему в лицо. Вахтенный с размаху шлепнулся на палубу и ошеломленно заморгал. – Да пошел ты! – завопил Мазукка. – Чего ты со мной, как с дитятей неразумным, вошкаешься?! Вахтенный неуверенно потянулся к поясу за дубинкой, но Мазукка, взъярившись не на шутку, пнул его в грудь, выхватил дубинку, занес ее над головой и… На него тут же набросились четыре моряка, прижали к палубе и вырвали дубинку из рук. Затем послышались быстрые уверенные шаги – капитан Дракеша решительно устремилась с юта к фок-мачте, словно ей уже доложили о происходящем. Она прошла мимо Жана, и он напрочь позабыл о своем занятии. Сердце отчаянно щемило: Дракешу окружал тот же ужасающий ореол, что некогда был присущ капе Барсави, – непререкаемая сила, сдерживаемая до поры до времени и вырывающаяся на свободу лишь в минуты великого гнева или крайней необходимости. По палубе словно бы шествовала сама смерть, жестокая и беспощадная. Моряки уже подняли Мазукку на ноги и заломили ему руки за спину. Вахтенный, подобрав свою дубинку, рассеянно потирал ушибленную бадейкой скулу. Замира, остановившись перед ним, холодно осведомилась: – В чем дело, Томас? – Я… это… Прошу прощения, капитан. Я пошутить хотел. – Он надо мной весь вечер измывается, – гневно выкрикнул Мазукка. – Сам ничего не делает, только по пятам ходит, бадейку опрокидывает, швабру отнимает, грязь разводит и раз за разом заставляет убирать. – Это правда, Томас? – Так я ж не со зла… Над помойной вахтой-то завсегда шуткуют. Кто ж знал, что он так… Дракеша коротко двинула рукой – и Томас, с переломанным носом, повалился на палубу. Жан мельком отметил точное, стремительное движение сверху вниз и четкую постановку ладони; сам он дважды испытал на себе подобный удар, а потому проникся невольным сочувствием к дуралею-вахтенному. – Ы-ы-ых, – простонал Томас, разбрызгивая кровь. – Драйщики – как корабельный инструмент, с которым надо обращаться бережно. А если шутить – то с пониманием. В наказание я наполовину уменьшаю и твою долю в добыче, и твою долю в выручке от продажи «Красного гонца», – сказала Дракеша и подозвала двух моряков. – Отведите его к магистре Треганне. Томаса подхватили под руки и повели в каюту лекаря, а Дракеша повернулась к Мазукке: – Я объяснила заповеди моего корабля в первый же вечер, как вас сюда доставили. – Да. Простите, капитан Дракеша, но он… – Ты слышал все, что я сказала. Ты понял все, что я сказала. – Да. Только я осерчал и… – Кто оружие у моих людей попытается отнять – умрет на месте. Яснее и не скажешь. А ты мою заповедь нарушил. – Но ведь… – Мне таких не надобно, – сказала она, стремительным движением схватив Мазукку за горло. Моряки отпустили его заломленные руки, и Мазукка вцепился Дракеше в предплечье, но капитан невозмутимо поволокла его к лееру правого борта. – В плавании любая несдержанность, любая глупая ошибка может погубить и корабль, и команду. Тот, кто до сих пор не уяснил, чем грозит неповиновение, ничуть не отличается от балласта в трюме. Мазукка, хрипя, отбивался что есть силы, но Дракеша, остановившись в двух ярдах от леера, чуть отвела правую руку назад и с усилием оттолкнула несчастного к борту. Мазукка ударился спиной о леер, замахал руками, отчаянно пытаясь удержать равновесие, и перевалился через борт. Раздался громкий всплеск. – На моем корабле балласта хватает, – сказала Дракеша. Моряки и драйщики бросились к штирборту. Жан, покосившись на Локка, присоединился к ним. Дракеша стояла, безвольно опустив руки, – гнев ее мгновенно улетучился. «Вот и Барсави был таким же, – рассеянно подумал Жан. – Наверное, она тоже проведет ночь в мрачной задумчивости или за бутылкой вина…» Корабль шел со скоростью не меньше пяти узлов. Мазукка оказался неважным пловцом и уже отстал ярдов на двадцать от кормы «Ядовитой орхидеи», беспомощно барахтаясь в воде и зовя на помощь. Плешивая голова поплавком торчала среди темных волн. Сгущались сумерки. Жан с содроганием вспомнил, что хищные твари днем прячутся от ярких солнечных лучей в морских глубинах, а к вечеру выбираются на поверхность в поисках поживы. Сумерки – опасное, голодное время в открытом море. Время охоты. – Поднять его на борт, капитан? – еле слышно спросил один из вахтенных. – Нет… – Дракеша отвернулась и пошла на шканцы. – Вперед. Его и без нас подберут. 3 В девятнадцатый день фесталя, чуть позже полудня, Дракеша велела Локку зайти к ней в каюту. Локк, памятуя о судьбе Мазукки и Томаса, стремглав помчался на корму. – Равейль, немедленно признавайтесь, в глубинах какой проклятой преисподней вы раздобыли эту дьявольскую мерзость? И вообще – что это?! Локк окинул взглядом каюту. Посредине стоял стол, за которым друг против друга сидели Паоло и Козетта, изумленно уставившись на Локка. Перед ними на столешнице были в беспорядке разложены игральные карты, рядом с которыми красовался опрокинутый серебряный кубок… тяжелый, неподъемный для детских ручонок. Локк с замирающим сердцем вгляделся в лужицу на столе. Так он и думал! Немного золотисто-коричневой жидкости пролилось на стол и попало на одну из карт, которая серой лужицей расплылась по столешнице. – Игральные карты вы из моего сундука достали, – сказал он. – Те, что в двойной слой брезента были завернуты. – Да. – За обедом вы пили что-то покрепче вина, а кто-то из детей случайно опрокинул кубок. – Карамельный бренди… Я сама его пролила, – вздохнула Дракеша и ткнула кончиком ножа в серую лужицу. Глянцевая поверхность блестела, как вода, но клинок скользнул по ней, будто по гранитной плите, даже не оцарапав. – Вот что это за дьявольщина? – спросила Дракеша. – Похоже на… на алхимический цемент. – Он самый и есть. Вы не обратили внимания на необычный запах? |