Книга Красные моря под красными небесами, страница 19 – Скотт Линч

Скульптура представляла собой стилизованное изображение Тал-Веррара: серебряные острова, покоящиеся в золотом море. Над городом, словно некое божество, высилась мраморная фигура в рост человека. Локк сразу же опознал владельца игорного дома: из-за резко выступающих скул узкое лицо выглядит улыбчивым, округлый подбородок дерзко выдается вперед, глаза широко расставлены, а большие уши торчат, будто нарочно прилепленные к голове; Реквин походил на марионетку, наскоро сработанную рассерженным кукольником. Руки статуи были распростерты в приветственном, радушном жесте, а из широких мраморных рукавов на город нескончаемым потоком сыпались золотые монеты.

Локк едва не споткнулся, разглядывая скульптуру; от падения его удержала лишь крепкая хватка служителей.

Лестница, ведущая с восьмого этажа на девятый, оканчивалась площадкой у широких полированных дверей. Селендри, обогнув Локка и служителей, подошла к стенной нише, вставила в нее бронзовый протез – судя по всему, в нише находилось какое-то механическое устройство – и повернула его на пол-оборота влево. Из-за стены донеслось пощелкивание шестеренок, и двери распахнулись.

– Обыщите его, – велела Селендри и, не оборачиваясь, переступила порог.

С Локка стянули камзол, а затем принялись ощупывать, оглаживать, охлопывать и перетряхивать почище, чем в любом борделе. Зарукавные стилеты (излюбленное оружие знатных господ) отобрали, кошелек опустошили, туфли заставили снять, а один из служителей даже запустил пальцы в Локкову шевелюру. После этого Локка – растрепанного, босого и в одной рубахе – бесцеремонно подтолкнули к дверям, за которыми скрылась Селендри.

За дверями оказалась темная площадка, чуть больше платяного шкафа, откуда вверх, к квадрату теплого желтого света, уходила витая чугунная лесенка. Локк, шлепая босыми ногами по ступеням, поднялся в кабинет Реквина.

Кабинет занимал весь девятый этаж «Венца порока»; дальний конец просторного зала, отделенный шелковыми портьерами, служил спальней. В стене по правую руку, сквозь раздвижную сетчатую ширму балконной двери, виднелась сумрачная панорама Тал-Веррара; Локк сообразил, что балкон выходит на восток.

Стены кабинета, в подтверждение известных Локку слухов, украшали шедевры старых мастеров. Картины в тяжелых золоченых рамах висели повсюду – не меньше двадцати работ эпохи поздней Теринской империи, когда почти каждый вельможа императорского двора, объявив себя покровителем изящных искусств, обзаводился личным придворным художником или скульптором и с гордостью выставлял их напоказ, как породистых лошадей или собак. Локк в живописи не разбирался, но, по слухам, в собрании Реквина были две картины кисти Морестры и полотно работы Вентатиса – художников, погибших много столетий назад (вместе со своими эскизами, трудами по теории живописи и учениками) в огненной буре, уничтожившей Терим-Пель, имперскую столицу.

Селендри стояла у широкого письменного стола, заваленного книгами, свитками и миниатюрными механическими устройствами; у стола виднелся отодвинутый стул, а на столешнице цвета крепкого кофе покоились остатки ужина – беложелезное блюдо с какой-то рыбой и початая бутылка бледно-золотистого вина.

Селендри здоровой рукой притронулась к бронзовому протезу. Раздалось механическое пощелкивание, и бронзовая ладонь раскрылась, будто лепестки сверкающего цветка; металлические пальцы отогнулись к запястью, и из середины ладони выдвинулись два шестидюймовых клинка вороненой стали. Селендри, махнув ими, как клешней, велела Локку подойти к столу.

– Господин Коста, я так рад вас видеть! – прозвучало за спиной Локка. – Селендри утверждает, что вам жить надоело.

– Что вы, сударь! Я просто признался вашей помощнице, что мы с партнером вот уже почти два года жульничаем за игорными столами «Венца порока».

– Вы сказали, что мошенничаете в каждой игре, – напомнила Селендри.

– Ну, допустим, я несколько преувеличил… – Локк небрежно пожал плечами. – Для пущего эффекта. На самом деле не в каждой, а почти в каждой игре.

– Да он фигляр, – прошептала Селендри.

– Нет-нет, – возразил Локк. – Хотя, конечно, случается и фиглярствовать. Но не сейчас.

За спиной Локка послышались шаги по паркету.

– Вы сюда на спор явились, – произнес Реквин.

– В каком-то смысле да, но в общем – нет.

Реквин неторопливо обошел Локка и остановился перед ним, заложив руки за спину и пристально разглядывая своего гостя. Статуя этажом ниже во всем походила на оригинал, разве что в жизни Реквин был не столь строен, да седые кудри на макушке поредели чуть больше мраморных. Плечи Реквина обтягивал узкий камзол черного панбархата, а руки прятались в коричневых кожаных перчатках. На носу поблескивали очки – Локк запоздало сообразил, что блики – не отражение светильников, а сияние, заключенное в самом стекле. Призрачное оранжевое зарево – наверняка результат какой-то новомодной дорогостоящей выдумки алхимиков, совершенно неизвестной Локку, – придавало жутковатое выражение широко расставленным глазам.

– Мастер Коста, позвольте узнать, что вы сегодня пили. Может быть, вас угостили каким-то необычным вином?

– Увы, веррарская вода не пьянит, а что до остального, то в глотке у меня сухо, как в пустыне.

Реквин подошел к столу, серебряной вилочкой подцепил с блюда кусочек белой рыбы и наставил вилку на Локка:

– Значит, вы утверждаете, несмотря на совершеннейшую несостоятельность подобного утверждения, что с большим успехом мошенничали в моем заведении целых два года и теперь решили передо мной повиниться? Почему? Вас совесть замучила?

– Отнюдь нет.

– Таким изощренным способом вы желаете свести счеты с жизнью?

– Я твердо намерен уйти отсюда живым.

– Смею вас заверить, что в полет с девятого этажа до брусчатки мостовой вы отправитесь в добром здравии.

– Надеюсь, мне удастся убедить вас, что вам будет полезнее сохранить мне жизнь.

Реквин задумчиво прожевал рыбу, а потом осведомился:

– И как же вы мошенничали, господин Коста?

– Ловкость рук – и ничего более.

– Ах, ловкость рук… Руки шулера я узнаю с первого взгляда. Позвольте-ка вашу правую руку?

Реквин раскрыл левую ладонь в перчатке, и Локк опасливо протянул ему правую руку.

Владелец «Венца порока» ухватил его за запястье и рывком припечатал ладонь к столешнице. К изумлению Локка, глухого удара о дерево не последовало – в столешнице открылась потайная панель, ладонь провалилась в выемку, раздался громкий щелчок, и запястье сдавило, будто тисками. Локк отшатнулся, но рука как будто застряла в зубастой пасти голодного чудовища. Селендри угрожающе наставила на Локка вороненую клешню, и он замер.

– Ну вот. Ах, руки, руки! От них хозяевам одни неприятности, господин Коста. Вот и Селендри вам это подтвердит.

Реквин, обернувшись к стене у стола, сдвинул полированный щиток, за которым скрывалась длинная узкая полка, уставленная запечатанными стеклянными сосудами. В каждом сосуде темнело что-то сморщенное… дохлые пауки? Нет, жутковатые трофеи – отсеченные засушенные руки; на скрюченных иссохших пальцах тускло поблескивали кольца и перстни.