Онлайн книга «Небо повсюду»
|
Закрыв дверь Убежища, я включаю какую-то инди-группу, от которой хочется повеситься. В последнее время я только такое и слушаю. Мы с Тоби садимся на пол, прислонившись к стене и вытянув ноги. И сидим, как два каменных истукана. Проходит несколько столетий. Когда сил молчать у меня уже не остается, я шучу: – Возможно, с образом немногословного мачо ты перестарался. – Ой, прости! – Он виновато трясет головой. – Я даже не заметил, что опять. – Опять? – Что опять молчу. – Правда? А что, по-твоему, ты делал? Он склоняет голову набок и, прищурясь, улыбается. Какая у него милая улыбка. – Изображал дуб в вашем саду. Я смеюсь: – Ты отлично изображаешь дубы! – Спасибо. Наверное, Бейлз каждый раз бесилась, когда я молчал. – Не-а. Мне она говорила, что ей это в тебе нравилось. Меньше шансов поссориться и больше возможности блеснуть для нее самой. – Точно. – Он молчит минуту, а потом прерывающимся от волнения голосом добавляет: – Мы были такие разные. – Угу, – негромко соглашаюсь я. У них не было совершенно ничего общего. Тоби, спокойный и неподвижный (пока не садился на лошадь и не становился на скейт), и Бейли, которая ходила, говорила, думала, смеялась, веселилась со скоростью света. И сама была ярким светом. – Ты напоминаешь мне ее, – произносит он. Я еле сдерживаюсь, чтобы не выпалить «Да ладно! А вел ты себя так, будто я печеная картофелина», но вместо этого говорю: – Вовсе нет. Мне мощности не хватит. – Тебе как раз хватит. А вот у меня с этим напряженка, – признается он. Как странно, теперь это он звучит, как говорящая картофелина. – Бейли так не думала, – говорю я. Его взгляд тут же теплеет, и это невыносимо. Что нам делать со всей этой любовью? Он недоверчиво мотает головой: – Мне просто повезло. Эта книга про шоколад… Меня наотмашь бьет воспоминанием: Бейли спрыгивает с камня в день их встречи. Тоби вернулся верхом на скейте. «Я так и знала, что ты придешь! – воскликнула она, подкинув книгу в воздух. – Прямо как в этом романе. Так и знала!» Похоже, что Тоби проигрывает в голове тот же день. Наша вежливая веселость мигом заржавела. Все глаголы в прошедшем времени навалились на нас и грозят раздавить. На лице Тоби понемногу проступает отчаяние. Наверное, как и на моем. Я оглядываю нашу огненно-рыжую спальню, этот оранжевый цвет, которым мы замазали дремотно-голубой, украшавший наши стены многие годы. Бейли сказала тогда: «Если это не сможет изменить наши жизни, то я не знаю, что сможет. Это, Ленни, цвет необычайности». Помню, я подумала тогда, что не хочу, чтобы наши жизни менялись, и не понимаю, почему Бейлз этого хочет. А еще подумала, что мне всегда нравился голубой. Я вздыхаю: – Я очень рада, что ты пришел. Я несколько часов просидела в шкафу Бейли. Совсем с ума сошла. – Хорошо. В смысле, хорошо, что ты рада. Я не знал, стоит ли тебя беспокоить, но мне тоже не спалось… Выделывал трюки на скейте, как последний псих. Чуть не разбился насмерть. А потом оказался тут. Просидел под сливой целый час, пытаясь решить… Его бархатный тембр заставляет меня вспомнить, что в комнате звучит и другой голос: из колонок орет солист группы, хрипит так, словно его душат. Я встаю, чтобы поставить что-нибудь помелодичнее. Вернувшись на свое место, я признаюсь: – В школе никто не понимает, что со мной. Даже Сара. Он откидывает голову назад: – Не знаю, можно ли вообще понять, пока не окажешься на нашем месте. Я и понятия не имел… – И я. Мне внезапно хочется обнять Тоби. Мне так хорошо оттого, что сегодня ночью я не осталась один на один со всем этим. Он, нахмурившись, опускает взгляд на свои ладони, будто собираясь с духом. Я жду. И жду. И жду. Все еще жду. Как Бейли выносила эту тишину в эфире? Когда он поднимает глаза, лицо его полно сострадания. Настоящий котеночек. Слова льются из него, наплывая друг на друга: – Я никогда не встречал сестер, которые были бы так близки. Мне так жаль тебя, Ленни, я так тебе сочувствую. Все думаю и думаю, как ты теперь без нее. – Спасибо, – шепчу я, и внезапно мне хочется дотронуться до него, пробежать пальцами по его руке. Она всего в нескольких сантиметрах от меня… Я бросаю на него взгляд. Он сидит так близко, что я чувствую запах его шампуня. Меня охватывает чудовищная мысль: а ведь он очень симпатичный. Ужасно симпатичный. И как это я раньше не замечала? Я уже знаю ответ на свой вопрос: Ленни, он бойфренд твоей сестры. Ты что, больная? Дорогой мозг, вывожу я пальцем на своих джинсах. Веди себя прилично. Прости, беззвучно шепчу я Бейли. Я не собиралась думать о Тоби в этом смысле. Будь спокойна, такого больше не случится. Просто никто не понимает меня, кроме него, добавляю я. Ох, боже мой. Еще несколько минут проходит в тишине. Тоби достает из кармана куртки бутылку текилы и отвинчивает крышку: – Будешь? Отлично. То, что нужно. – Конечно буду. – Вообще-то я почти не пью, но вдруг сейчас мне это поможет? Выбьет из меня всю эту дурь. Я протягиваю руку, и наши пальцы соприкасаются на мгновение дольше, чем нужно. Я хочу думать, что мне показалось. Подношу бутылку ко рту, делаю огромный глоток и молниеносно выплевываю текилу, облив при этом и себя, и Тоби. – Фу, ну и гадость! – Я вытираю рот рукавом. – Вот это да… Он смеется и вытягивает руки, чтобы я посмотрела, во что превратилась его одежда. – Да, к текиле привыкаешь не сразу. – Прости. Понятия не имела, что это за пойло. Он салютует мне бутылкой и отхлебывает. Я решительно настроена попробовать еще раз, на сей раз не обдавая все вокруг фонтаном плевков. Тянусь за текилой, подношу ее к губам. Жидкость обжигающей лавой течет по горлу. Я делаю еще один глоток, побольше. – Эй, притормози, – отнимает у меня бутылку Тоби. – Мне нужно кое-что сказать тебе, Ленни. – О'кей, – отвечаю я. Какое приятное тепло разлилось внутри. – Я сделал Бейли предложение… Он произносит это так быстро, что моя мысль не успевает за его словами. Он смотрит на меня, пытаясь понять, как я отреагирую. Я могу описать свои ощущения только так: КАКОГО ВООБЩЕ ХРЕНА! – Предложение? Ты шутишь?! – Я уверена, что он хотел бы услышать совсем не это, но меня эта новость застигла врасплох. Он бы еще сказал, что Бейли втайне мечтала стать пожирателем огня. Им было всего по девятнадцать, и моя сестра была яростной противницей брачных уз. – И что же она ответила? |