Онлайн книга «Жизнь бабочки»
|
Официант отошел на три шага и встал за спиной у Мансурова. Мансуров резко обернулся. – А ну, пошел отсюда! И чтоб я тебя не видел! Потом отвернулся и пробормотал брезгливо: – Будет тут над душой стоять. – Сева, но он же на работе. Мы должны сделать заказ… – Мы ничего не должны! Эти холуи как жили по совковым законам, так и живут. А вы тут, как овцы, прав своих не знаете и всем кланяетесь! Противно смотреть… – Ну, хорошо… Но можно объяснить спокойно… – Манечка, но нельзя же быть такой жалкой. Ну, честное слово… Она еще сильнее, чем раньше, почувствовала их разделенность и его недосягаемость. Последние дни казалось, что что-то сдвинулось в их отношениях. Он так радовался, когда она рассказала ему о встрече с театральной журналисткой и о том, что той интересна личность автора. Эту формулировку Маня придумала сама и долго оттачивала. Это был тот самый правильный подбор слов, который должен был зацепить Мансурова. И он зацепился. Она его насквозь чувствовала, хотя это требовало постоянного напряжения. И сейчас она купалась в его благодарности, граничащей с нежностью. Появилась слабая надежда, что он ее увидел. Она часами анализировала каждое его слово, и вдруг ей казалось, что это обычная человеческая благодарность за выполненное поручение и она зря все себе напридумывала, и опять охватывало отчаяние, и боль, и бессилие. А потом выплывал из памяти какой-то его жест, странная улыбка, обращенная к ней, и в груди поднималась горячая волна, которую она боялась спугнуть. И вновь что-то укалывало, и она с грохотом опускалась на землю. Сейчас за ресторанным столиком перед ней опять сидел чужой человек, прекрасный, свободный и недосягаемый. Она первая увидела Вольскую. Та быстро и по-деловому двигалась к их столику, не замечая ничего вокруг. На ней был уже другой строгий костюм темно-синего цвета и ни грамма косметики. Она так быстро уселась, что Маня даже не успела поздороваться. – Вот, знакомьтесь, это Всеволод. – Мария. Маня была уверена, что Вольская протянет ему руку, но та не протянула. Мансуров молчал, и Маня поспешно спросила: – Вам что-нибудь заказать? – Нет, спасибо. – Даже кофе? – Даже кофе. Мансуров по-прежнему молчал, и Маня почувствовала какое-то напряжение и тревогу. Происходило что-то, чего она не понимала, и никто не собирался ей объяснять. – Мария, вы хотели что-то спросить у Всеволода… – Да нет, пожалуй, мне все понятно. – Сева, может, вы что-то хотели рассказать Марии? Мансуров смотрел куда-то наверх, на люстру. Он медленно перевел на Маню ничего не выражающий взгляд и пожал плечами. – Да нет… Вольская подняла с пола сумку и встала. – Ну, тогда я с вашего разрешения откланяюсь. Маня вскочила со стула и попыталась схватить Вольскую за рукав, но в последний момент сдержалась. – А как же с рукописью? Вы согласны писать? – К сожалению, в ближайшее время я буду очень занята. Она уже отходила, и Маня крикнула ей вдогонку: – Может быть, потом?! Но та покачала головой, не оборачиваясь. Маня опустилась на стул. Мансуров сидел в той же позе, не проявляя никакого интереса к происходящему. Она спросила: – Может, что-нибудь заказать? – Коньяку. Она долго махала руками, пытаясь обратить на себя внимание снующих официантов, но никто из них не останавливался, и только минут через пять появилась какая-то девочка. – Коньяку, пожалуйста. – Сколько? Маня беспомощно посмотрела на Мансурова, но тот никак не реагировал. Девочка спросила: – Графин? – Да-да, графин. После коньяка полегчало, и Мане даже стало радостно оттого, что Вольская ушла. Они опять остались вдвоем, и появилась надежда. – По-моему, журналистка – слегка ку-ку… Мансуров молчал, и было что-то тяжелое в его молчании. – Ну, правда, Сева, так себя не ведут интеллигентные люди… Он уставился на нее так, будто видел первый раз. – А вы знаете, как себя ведут интеллигентные люди? – Ну, хорошо… Вы поняли, зачем она пришла? Я – нет. – А вам и не надо понимать. Маня чувствовала себя обессиленной, но был один последний вопрос, который нужно было задать, иначе она не сможет жить спокойно. Она прошептала. – Сева, а вы ее знали раньше? Он молчал, и стало немножко легче. Потом он еле заметно кивнул, и ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди. – Вы ее любили? Теперь он отрицательно покачал головой. – А она вас? Он посмотрел на нее и чуть заметно улыбнулся. – Значит, она вам мстит? Сева задумался. – То есть, я хочу сказать, ей неприятно… – Все вы правильно говорите, Манечка. Женщины – существа злопамятные… Маня Вольская никогда меня не забудет. – Он печально вздохнул. – Да… Ничего не выходит… Значит, судьба у меня такая… – Нет, Сева! Так не бывает. Вы не должны останавливаться. Мы что-нибудь придумаем, хорошо? Она невольно заглянула ему в глаза, и взгляд получился просительный, но он улыбнулся в ответ и накрыл рукой ее руку, почти невесомо, чуть касаясь ее кожи кончиками пальцев, и она опять была счастлива, и они были вместе. Когда уже подходила к дому, в памяти всплыли его слова. Он назвал Вольскую Маней. Неужели это та самая настоящая Маня, которой он восхищался, смелая, безжалостная и независимая? Но тогда вообще ничего не сходилось. Дома она с трудом дождалась, пока Петя пойдет в душ, а потом он долго не включал воду, и эти последние мгновения были самыми трудными. Вольская ответила после первого гудка. Маня сказала без всяких приветствий: – Я хотела извиниться, что все так вышло. Та хрипло хохотнула. – Все было очень мило. – Мария, мне неудобно спрашивать, но мне показалось, что Всеволод вас чем-то обидел. – Ну что вы, разве он может обидеть? – Я не понимаю… В каком смысле? – Маша… – Лучше Маня. – Тоже Маня! Прелестно. Его любимый размерчик. Знаете, Маня, я бы вам ничего не говорила, но вы сами позвонили. Держитесь подальше от него. Он – маньяк. А это серьезно. – Я не понимаю, как вы можете так обвинять человека… – Всего доброго. Слушая длинные гудки, Маня думала о том, что так может ненавидеть женщина, которую очень сильно обидели. И которая очень сильно любила. А его нельзя любить по-другому. Ей стало даже немного жалко эту Вольскую, которая оказалась жертвой мансуровского магнетизма. Но с другой стороны, было радостно, что этот человек заметил именно ее, и, значит, она чего-то стоит. |