Книга Почтенное общество, страница 42 – Доминик Манотти

Сидящий рядом Дюмениль краем глаза поглядывает на него:

— Симпатичная картинка, но Герен раньше второго тура не сдохнет. Не слишком на это рассчитывай. И полученные нами вчера вечером результаты опросов не улучшаются.

— Знаю. А известно, что спровоцировало недомогание?

— Кое о чем намекали, но это строго конфиденциально.

— Ну, говори давай…

— Якобы Элиза Пико-Робер, патронесса ПРГ и подружка Герена, дважды удостоилась посещения полиции в рамках расследования убийства Бенуа Субиза, который был откомандирован в Комиссариат по атомной энергетике. Герена чуть удар не хватил, когда он об этом узнал, прямо перед митингом. Кстати, Моаль сегодня утром выступил с редакционной статьей по поводу возможных связей, существующих между «Пико-Робер групп» и убийством Субиза.

— «Пико-Робер групп», Комиссариат, Герен… Неплохо, да? А нет возможности как-то активизировать наши связи внутри Комиссариата, чтобы узнать поточнее?

— Конечно есть. Но не уверен, что это будет продуктивно.

— Попробуй все же.

Утопая в удобном кресле, Герен у себя в кабинете раскованно завершает длинное и очень серьезное интервью о «завтрашней Франции», трудолюбивой, боеспособной, готовой к переменам.

Журналист, сидящий перед ним, мягко подначивает, записывает слова, фразы, его соблазняет стиль и тон этого человека.

Входит Соня:

— Прошу прощения, господа, машина уже ждет.

Мужчины встают.

Журналист отваживается на последний вопрос:

— И еще, месье Герен… Ваше вчерашнее недомогание…

— Не было никакого недомогания, — обрывает его Герен. — Россказни газетчиков. Когда я вошел в этот переполненный зал, который ждал меня, волновался, я был потрясен, просто потрясен. Я физически почувствовал ожидание окружавших меня людей. Их нельзя разочаровать, понимаете? Вот… Это были незабываемые мгновения, наполненные переживаниями. Политика, ведь это и чувства тоже.

За журналистом закрывается дверь.

Соня начинает собирать на письменном столе ручки, календари, конфеты, носовые платки, бутылку воды… Кидает все в кожаный портфель.

— Несколько натянуто, но хороший ответ по поводу вчерашнего дня. Лучше и придумать невозможно.

— Ты нужна мне, Соня. — Герен не знает, как начать.

Соня, удивленная неожиданной интонацией, оборачивается к нему и внимательно слушает.

— Момент сейчас непростой… боюсь, как бы эта история с Субизом не приобрела нежелательный оборот.

Соня приподнимает брови, она явно переигрывает:

— Да что ты? Как это может касаться тебя?

— Совершенно никак. Но прокуратура занимается этим шпиком, которого ты знаешь… Парис, да? Он продолжает свой крестовый поход против Пико-Робер и против нас.

— Да, про ПРГ я читала, но ты-то тут при чем?

— Пожалуйста, Соня! — Тон становится раздраженным. — Не изображай святую невинность. Он уже наведывался в штаб-квартиру ПРГ и, несмотря на очень строгие указания начальства, следил за Элизой до самой галереи. Наверняка что-то вроде устрашения. Мне нужно знать, не приберег ли он какие-нибудь откровения, которые намерен бросить нам в лицо, и…

— …И ты хочешь, чтобы я пошла и спросила у него.

— Совершенно верно. И твердо посоветовала ему прекратить эту опасную игру. Ради его же блага.

— Я не уверена, что подобный поступок — это хорошая мысль, тем более в разгар предвыборной кампании. Осталось продержаться всего-то десять дней. А моя встреча с ним может привлечь к себе внимание. Шнейдера, например.

Герен подходит к Соне, нежно кладет руку ей на плечо, ищет поддержки:

— Конечно, ничего официального, просто дружеская встреча. Я прошу тебя об этом, потому что знаю, что ты можешь. Это в твоих силах. Ваша первая встреча, когда еще твой отец…

Соня на минуту замирает, задумывается. Парис. Она давно не вспоминала о нем. Голос, интонация, взгляд… Да, есть разница. Несколько удивительных мгновений. Но хочет ли она снова его увидеть? Соня протягивает мужу кожаный портфель.

— Ладно. Хорошо веди себя там, в Бордо, без меня. И не делай глупостей. Я вечером приеду.

Из машины, увозящей его к аэропорту Ле-Бурже, Герен звонит Элизе:

— Она согласилась. Вечером все будет ясно.

За кулисами большого зала гостиницы «Хайятт», в двух шагах от Вандомской площади, команда Шнейдера проводит последнюю строгую проверку своего кандидата. Костюм в порядке, точно такой же, как у биржевых воротил. Немного грима придало лицу живости, чтобы подчеркнуть здоровье кандидата № 2. Шнейдер уже дважды декламировал свой текст и тренировался отвечать на каверзные вопросы так, чтобы ничего не сказать. Через пять минут выход на сцену. Ассистент только что сообщил ему, что в зале человек тридцать крупных промышленников и в два раза больше журналистов.

Дюмениль подходит к Шнейдеру и шепчет:

— Наши друзья подтверждают, что ПРГ фигурирует в расследовании уголовной полиции. Некоторые даже доходят до того, что предполагают, будто экотеррористический след лишь приманка. Но не слишком радуйся, хотя я и согласен, что это весьма интересно. Есть некоторые детали: дело ведет некий майор Парис… Помнишь дело «Центрифора» несколько лет назад?

— Не очень.

— Если коротко, то старик Паскье организовал спасение своего предприятия «Центрифор» с помощью государственных денег и группы Пико-Робер. Подозреваю, были большие откаты. В группе, расследовавшей это дело, работал некий капитан Парис, занимавшийся тогда финансовыми нарушениями. Поскольку он очень близко подобрался к Паскье, его продвинули по службе в Криминалку. И дело было похоронено. Но он, похоже, всерьез затаил злобу.

— Так стоит с ним встретиться? Как ты думаешь? Он может заговорить?

— Можно попробовать.

— Возьмешь это на себя?

— Хорошо. Давай на сцену и будь умницей.

Пьер Марсан работает за пультом в стоящем перед гостиницей фургоне передвижной студии «Франс-2». По знаку режиссера он выводит на экран крупный план лица Шнейдера, затем, следуя за его взглядом, панорамирует по замершему в ожидании, наполненному до отказа залу.

Приближается час обеда, Парис в одиночестве выходит на набережную. Ему необходимо хоть ненадолго освободиться от необходимости общаться. На этот случай у него свои привычки: устричный бар на улице Сен-Жак. Парис не торопится, глазеет по сторонам. Иногда все же нужно воспользоваться тем, что работаешь прямо в центре старого Парижа. Фасад Нотр-Дам, Сена, апсиды церкви Святого Северена.

Звонок мобильника. Короткий взгляд: жена, ежедневный звонок. Парис не отвечает, идет дальше. «Узнать, как дела, чего я добиваюсь. Слишком поздно, слишком все закоренело. Что дальше?» Он решает перезвонить: