Онлайн книга «Откровение огня»
|
— Полную или краткую? — Полную! — Господи, Иисусе Христе, люблю Тебя! Леонид и узнавал, и не узнавал. — Назови краткую молитву! — Люблю! Брат Леонид повторил за отцом Михаилом «Люблю!», и его душа вспрыгнула. Он стал класть поклоны и креститься, повторяя: «Люблю, люблю, люблю!..» Вдруг ему вспомнилось: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!» Вот она, Иисусова молитва! Леонид повернулся к отцу Михаилу. — Почто сказал неверно? — Все верно, милый, что ж тут неверного? — отозвался старик. — Да как же верно?! — не отступал брат Леонид. — В Иисусовой молитве другие слова: «Господи, Иисусе Христе»… — После моего пострига наложил старец Иосиф, мой духовник, на меня послушание, — заговорил, не слушая знаменского, отец Михаил, — каждый Божий день тысячу раз Иисусову молитву творить. Твержу я, как положено: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя»… Твержу и дивлюсь: что это у меня душа не легчает, не светлеет — наоборот даже, духота в ней еще больше нагнетается. Раз язык двинулся по-своему. Получилось: «Господи, Боже мой, люблю Тебя!» Обдало меня свежестью, задышал, взбодрился. Дальше только так и говорил: «Господи, Боже мой, люблю Тебя!» Отец Иосиф, как узнал об этом, возмутился: «В своем ты уме, — говорит, — молитву менять?! Да еще так богомерзко. Иль тебя кто из еретиков-духоборов подбил?» О духоборах я и не слышал. Люблю — общее слово. Спорить я со старцем, понятно, не стал, но дальше молился по-своему. Отец Иосиф сердцем чувствовал мое упорство и сокрушался обо мне, добрая душа: «Гордости-то в тебе сколько, милый мой!..» Гордость, брат Леонид, — это брожение. Брожение Энергеи. «Э-и-и-и!» — зазвучало эхом в ушах у знаменца. «Энергея!» — повторил он одними губами. — Знаешь, брат Леонид, как питье на хмелю бродит? — спросил иеромонах. — Первое брожение называют «кислым», второе — «сахарным». Бывает еще третье: «гнилое». До третьего брожения, душа моя, доводить не надо… Вдруг грохнуло, и все пропало: река, костер, отец Михаил. Леонид открыл глаза и увидел лестницу. Сверху падал свет. По лестнице кто-то спускался. Сам он лежал на полу в подвале Захарьиной трапезной. Река, выходит, ему приснилась! — Эй, чернецы! — раздался окрик. — А ну, вставай! У соседней стенки поднялся с полу отец Михаил. — Вставай быстро! — снова услышал брат Леонид и узнал Припадка. Наверху, в трапезной, монахи увидели Филимона, молодого парня по имени Тимоня и мрачного мужика, которого звали Егором. Лица были напряженные. — Есть у вас здесь тайный ход? — обратился атаман к отцу Михаилу. — Нету, милый. Филимон повернулся к брату Леониду: — Точно нету? — Не знаю. Я… Леонид хотел сказать, что он знаменский, и запнулся: об этом было лучше молчать. — Что — «я»? — Филимон теперь впился в него глазами. — Я не знаю, — повторил брат Леонид, но получилось нетвердо, сомнительно. Филимон дал Припадку знак. Тот подошел со спины к Леониду. — Не знает он ничего. Он знаменский, — сказал отец Михаил. — Бежал?! — прохрипел Филимон и побагровел. — Так вот почему захарьинские чернецы все спрятали и убежали! — Солдат-то много? — спросил старик. Филимон резко к нему развернулся. — Кто сказал? — Собери сюда всех. Помогу спастись, — продолжал монах. — Кого всех-то? — встрял Припадок. — Ушли уже все, только мы застряли. — А Гаврилка-то где? — спросил мрачный Егор. — Собери всех, — повторил иеромонах Филимону. — Скажу, что делать. Филимон послал Егора искать Гаврилку. — И Василису сюда приведи, — сказал отец Михаил атаману. Филимон ощерился. — Это-то еще зачем? Спит она. Ни к чему ее тревожить. — Разбуди ее и приведи, — настаивал старый инок и добился, что Филимон пошел к Василисе. Атаман вернулся один, его подруга переходить в трапезную не пожелала. — Тогда я сам пойду к ней, — двинулся было с места отец Михаил, но Филимон его остановил. — Отвяжись ты от нее, старый, плохо ей, — сказал он устало. — Растрясло ее, видать. Лежнем лежит, из-за того и застряли. Филимон, как оказалось, дожидался, когда Василиса опять сможет ехать на подводе. Ребятам своим повелел уходить, сам же с подругой остался и Гаврилку с Припадком на всякий случай при себе удержал. Вернулся Егор. Гаврилки нигде не было. — Бежал, — процедил сквозь зубы Филимон. — Если попал к солдатам, тогда те знают, чем и как нас брать. Егор взял со стола бутыль и заправился, после чего предложил вино Тимоне. — Видеть его больше не хочу! — сморщился тот. Оба проспали по пьянке выезд товарищей и потому тоже попали в осаду вместе с атаманом. — Да ты не святой, ты бес! — загоготал Филимон, когда отец Михаил кончил объяснение. Замысел монаха развеселил кочаров — такой потехи они бы сами в жизни не придумали. — Согласен? — спросил отец Михаил Филимона. — Кто ж не согласится! Лучше не придумаешь! — И другие пусть скажут. — Я ж сказал, что согласен! — заявил Филимон. — Зачем тебе другие? Я тут хозяин! — Пусть каждый скажет за себя! — потребовал отец Михаил. И Филимон опять ему уступил. «Согласен!» — один за одним проговорили Припадок, Тимоня и Егор, после чего отец Михаил повел всех за собой на выход. Вывалившиеся из трапезной кочары разбудили Василису, так все и лежавшую на крыльце. Она недовольно проводила их взглядом. Филимон, вышедший последним, опустился перед ней. — Как ты? — Лучше. Филимон обнял ее. — Куда это они поперли? — спросила Василиса. — Ты знаешь, что старик-чернец удумал? — А! — отмахнулась Василиса. — Не до него мне… — Закрыла глаза, сморщилась и добавила: — Кажется, опять накатывает! — Сильно? — Пока нет. Вот ведь напасть!.. Из левого глаза Василисы потек ручеек. Филимон смахнул его. — Пройдет. — Пропадешь ты теперь из-за меня! — Уйдем! Ты еще не знаешь, что удумал старик… — И Филимон начал рассказывать. Василиса приложила ладонь ко рту атамана. — Посиди со мной. Ничего больше не говори, посиди только. — Сейчас не могу… Она опять остановила его. |