Онлайн книга «Каникула (Дело о тайном обществе)»
|
Мерный перестук вагонных колес так убаюкал капитана, что тот чуть было не пропустил свою остановку. Выйдя из вестибюля в подземный переход, Лучко заметил компанию молодых людей, сгрудившихся возле киоска с какой-то снедью. Ребята оказались глухонемыми. Они энергично жестикулировали, обсуждая, чем перекусить. Лучко уже почти отвернулся, когда один из парней, пытаясь привлечь внимание товарищей к выставленному в витрине бутерброду, сделал жест, похожий на тот, что в своем видении видел Стольцев. Капитан как вкопанный застыл на месте, глядя на компанию с таким ошалелым видом, что ребята начали бросать в его сторону косые взгляды. Опаньки! А там ли он ищет? А что, если люди, убившие Гонсалеса, обменивались жестами вовсе не в силу военной выучки? Достав телефон, капитан спешно набрал номер эксперта Расторгуева. * * * В коридоре послышалась едва уловимая возня, потом, будто скучая по уехавшему хозяину, тихо заскулила собака. Затем все стихло. – Разве сеньора Савон не запрещает держать домашних животных? – в недоумении спросил Глеб. Вероника пожала плечами: – Очень странно. Собачьи повизгивания возобновились. На этот раз они прозвучали совсем близко. И вот уже безутешная псина стала громко скрестись когтистой лапой в дверь квартиры. – Сдается мне, что четвероногие тут ни при чем, – расмеявшись, сказала Вероника и распахнула дверь. Она оказалась совершенно права. Вместо брошенного хозяином животного Глеб увидел широко улыбающегося мужчину, довольно комично изображающего пса, стоящего на задних лапах. Незнакомец был худощав и весьма высок, настолько, что вынужденно пригнул голову, проходя в комнату. Вошедший чем-то напомнил Глебу Рамона Гонсалеса образца пятнадцатилетней давности: та же щетина, искусно поддерживаемая на «трехдневном» уровне, те же пронзительные глаза-маслины, тот же взгляд конкистадора, что с одинаковым интересом взирает как на ацтекское золото, так и на ацтекских красавиц. Этакий крутой замес из Эрнана Кортеса и дона Хуана Тенорио [7]. Ригаль без слов обнял Веронику, и та расплакалась. Луис гладил ее по волосам и шептал на ухо какие-то слова утешения. Понемногу Вероника успокоилась и даже улыбнулась. А у Глеба больно кольнуло под сердцем. Как в тот день, когда он узнал, что вчистую проиграл Рамону в состязании за сердце возлюбленной. – Я боялся, что ты не вернешься, – с облегчением сказал Ригаль. – Это нужно срочно отметить. Луис проворно выскочил за дверь и вернулся уже с бутылкой десятилетнего «Торреса» и тремя стаканами в руках. Бренди быстро сделал свое дело. Все расслабились. Вероника, спохватившись, наконец представила Глеба, после чего они с Луисом бросились засыпать друг друга вопросами. – Когда ты в последний раз видела Рамона? – Месяц назад, когда он заезжал в гости к Пеле. А ты? – Я встречался с Рамоном на следующий день после того злополучного собрания, перед самым его исчезновением. – То есть уже после того, как произошло убийство? – Скажу больше, это было уже после того, как в фонде стало известно о смерти Дуарте. – Ах, вот как? Рамон что-нибудь сказал тебе? Как он себя вел? Как выглядел? Я хочу знать все. – Он был чрезвычайно взволнован. Уверял, что ни в чем не виновен. – Рамон что-то говорил тебе насчет пергамента? – Пергамента? О чем это ты? Не ответив Луису, Вероника продолжала его расспрашивать. – Так чем закончился ваш разговор? – Как только я сообщил Рамону о том, что полиция затребовала список лиц, имевших клубные галстуки фонда, и теперь ищет его в связи с убийством, он переменился в лице и сказал, что его подставили. – Так он догадывался, кто это сделал? – Мне показалось, что да, но со мной он не поделился. Лишь туманно намекнул на то, что теперь ему предстоит кое в чем разобраться. А еще Рамон просил не рассказывать никому в совете фонда о нашем разговоре. – И больше ничего? – Больше ничего. Пойми, Рамон был так напуган, что в этот момент, похоже, не доверял даже мне – своему другу. – И Рамон ни словом не обмолвился о том, что собирается в Россию? – Нет. Возможно, он в то время еще никуда и не собирался. – Луис, мне надо тебе кое-что показать. С этими словами Вероника протянула руку к Глебу. Тот полез в карман и вытащил фотокопию пергамента, обнаруженного в Москве. – Вот, взгляни. Что скажешь? Луис повертел бумажку в руке: – Никаких идей – фрагмент слишком мал. И потом, это всего лишь копия. – Экспертиза показала, что возраст пергамента семьсот лет. – Сколько-сколько? А дай-ка я еще разок взгляну повнимательнее. Пока Ригаль изучал изображение, Вероника рассказала о том, что случилось в Москве, не забыв упомянуть и о надписи на столе. Ригаль вернул снимок Глебу: – Хм, как жаль, что у вас нет с собой оригинала. Надо же, четырнадцатый век. Но откуда это у Рамона? – Вот мы и пытаемся докопаться. Кстати, я хотела у тебя спросить, зачем Дуарте хотел видеть Рамона? Что он собирался ему сообщить? – Я бы тоже многое отдал, чтобы узнать. Мне кажется, злоключения Рамона начались именно из-за этого Дуарте. – Полиция уверена, что все как раз наоборот. Луис покачал головой: – Умаляю, никого не слушай. Ты надолго в Толедо? – Пока не знаю. Останусь на столько, сколько нужно, чтобы отмыть от грязи имя Рамона. – Ты хочешь в одиночку доказать его невиновность? ¡Más que genial! [8] Поговорка показалась Глебу знакомой. – За это надо выпить, – предложил Луис и освежил бренди в бокалах. После того как все выпили, Ригаль снова повертел в руках фотокопию пергамента и, немного подумав, предположил: – А что, если русские бандиты, что ворвались к Рамону, знали о существовании этого артефакта и искали именно его? – Но откуда московские грабители могли знать, что прячет у себя дома Гонсалес? – вклинился в разговор Глеб. Ригаль пожал плечами и снова плеснул в стаканы немного бренди. – Темная история. Ладно, давайте еще раз за Рамона. Да упокоит Господь его душу! |