
Онлайн книга «Каникула (Дело о тайном обществе)»
– Так значит, сокровища и в самом деле могут находиться где-то здесь в городе прямо под нашими ногами? – Во всяком случае, арабские летописи ни разу не упоминают ни Скрижаль, ни прочие уникальные ценности, значит, мавры до них не добрались. – Еще со Средних веков по Европе ходил слух о том, что тамплиеры завладели сокровищами готов, вывезенными Аларихом из Рима, – вступил в разговор Бальбоа. – А теперь мы с вами знаем, что Дуарте нашел тому документальное подтверждение. Вероника подняла руку наподобие того, как это делают на уроке в школе. – А кто-нибудь может объяснить, что представляет собой эта самая скрижаль? – Помните, мы с вашим другом Стольцевым как-то вспоминали Фейхтвангера и упомянутого им короля Реккареда, у которого был стол, высеченный из цельного изумруда? По преданию, этот стол как раз и принадлежал царю Соломону. – А при чем здесь скрижаль? Глеб снова вошел в привычный образ лектора: – То, что Фейхтвангер называет «столом», иногда фигурирует под названием «скрижали». По одной из теорий, речь идет о скрижали Завета – каменных плитах, на которых, если верить Библии, были начертаны десять заповедей. Согласно Пятикнижию, заповеди были даны Моисею Богом на горе Синай. – «И скрижали эти было дело Божье, а письмена – письмена Божьи…» – нараспев процитировал Бальбоа и позволил себе небольшое дополнение: – И не будем забывать, что скрижали Завета, в свою очередь, неразрывно связаны с ковчегом Завета, в котором они исконно хранились. – И в чем же эта связь? – спросила Вероника. – Дело в том, что некоторые ученые считают, что ковчег вовсе не был сундуком. И что слова про его «четыре стороны» не следует понимать буквально и что речь идет всего лишь о… ножках, – пояснил Бальбоа. – Другими словами, может так статься, что ковчег Завета и стол Соломона – это одно и то же? – Именно. – Хорошо, а в чем ценность этой иудейской святыни? – Во-первых, эта святыня не только для иудеев, а во-вторых, в Апокалипсисе есть описание того, как ковчег возвращается с небес во время второго пришествия Христа. – Тут Бальбоа картинно воздел руки и принялся цитировать своим зычным голосом: – «И отверзся храм Божий на небе, и явился ковчег Завета Его в храме Его; и произошли молнии и голоса, и громы и землетрясение и великий град…» Перекрестившись в конце этой эффектной тирады, священник вопросительно посмотрел на Веронику. Та уточнила: – То есть вы хотите сказать, что ковчегу приписывается некая сверхъестественная сила? Бальбоа скривил рот: – Мне не очень нравится слово «приписывается», а в остальном все так. – Про ковчег мне все ясно. Не хочу показаться меркантильной, но очень хочется понять, в чем состоит реальная ценность готского клада. Ведь в документах, что нашел Дуарте, об этом ни слова. Услышав вопрос Вероники, Бальбоа снова скривился, но промолчал. – Ты, верно, имеешь в виду усыпанные каменьями побрякушки и все такое? – переспросил Глеб. – Будь добр, оставь свой сарказм при себе, просто ответь. – А ты вспомни, что по преданию стол Соломона, как, впрочем, и ассоциируемая с ним скрижаль, был высечен из цельного изумруда. Что касается ковчега Завета, то он, как водится, отлит из чистого золота. – Золото? Изумруды? Ого! – Думаю, это не главное. Пойми, историческая ценность артефактов, о которых мы сейчас говорим, не поддается никакой калькуляции. – Ты всегда был безнадежным романтиком, – шепнула Вероника по-русски и, снова перейдя на испанский, обратилась к Бальбоа: – Падре, вот мы и выложили все наши новости. А что удалось узнать вам? Бальбоа хитро улыбнулся: – Надеюсь, что хоть на этот раз смогу вас удивить. Вероника вздернула подбородок в шутливом вызове: – Попробуйте. – Ну что ж, постараюсь. Для начала нам придется вернуться в прошлое. – Во времена готов? – О, нет, что вы! Всего лишь на семьдесят лет назад. Знаете ли вы, что в 1940 году наш город посетила делегация высокопоставленных нацистских чинов во главе с самим рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером? – Серьезно? – удивленно спросил Глеб. – Мало того, рейхсфюрера сопровождала группа археологов, сотрудников Аненербе. – А что такое Аненербе? – перебила священника Вероника. – В переводе с немецкого Ahnenerbe означает «Наследие предков», – пояснил Глеб. – Этой организации вменялось в обязанность всеми средствами, включая оккультные науки, доказать превосходство арийской расы. – Он повернулся к Бальбоа: – Но с какой целью Гиммлер привез археологов Аненербе в Толедо? – Никогда не догадаетесь, – с загадочным видом ответил священник. – Неужели для того, чтобы искать сокровища готов? – Не совсем. – А давайте-ка сделаем паузу, а то я от волнения снова проголодалась, – взмолилась Вероника. Заказав для всех еще сладкого и кофе, она попросила Бальбоа продолжать. – Так что же искали нацисты в Толедо? – Представьте, их целью было, ни много ни мало, найти… священный Грааль! – Что-что? Падре, вы нас не разыгрываете? – Господь с вами! – Хм, а ведь действительно в ранних текстах Грааль трактуется не как чаша, а как камень или некая драгоценная реликвия из агата или… изумруда, – высказал мысли вслух Глеб и посмотрел на Веронику. – Это тебе ничего не напоминает? – Грааль? Здесь, в Толедо? У меня сейчас голова пойдет кругом. – Допустим, речь и в самом деле идет о Граале, – согласился Глеб. – Выходит, нацисты, как и мы, надеялись, что готский клад не был разграблен? – Или же они, как и Дуарте, нашли этому прямое доказательство, – предположил Бальбоа. – Но зачем нацистам понадобились священные артефакты? – Не забывайте, что Грааль дарует вечную жизнь, а ковчег Завета сулит своему обладателю неограниченную власть над миром. – Ну допустим, обладание Граалем, ковчегом и скрижалью было актуальным для нацистов. Но кто станет убивать из-за этого сейчас? – Тот, кто жаждет власти над миром. – Неужели кто-то и впрямь верит, что древние черепки сделают его бессмертным или превратят во властелина вселенной? – Ах, мой безбожный друг, – со смехом сказал падре, – миллионы людей и в их числе ваш покорный слуга и сегодня не сомневаются ни в одной строчке Священного Писания. А там среди прочего сказано: «Невозможное человекам возможно Богу». Глеб беспомощно поднял руки, показывая, что не имеет ни сил, ни желания спорить. |