Книга Целовать девушек, страница 61 – Джеймс Паттерсон

— Доска у него за спиной. Он уже десять минут около нее стоит. Это его предупреждение тем, кто за ним следит. На оранжево-желтом объявлении написано все как есть.

Я протянул ей бинокль. Одно из объявлений на доске было больше и ярче всех остальных. Кейт прочла его вслух:

— «Женщины и дети голодают… а вы прогуливаетесь тут с карманами, набитыми мелочью. Немедленно пересмотрите свое поведение! Вы можете спасти их!»

— О Господи, Алекс, — взволнованно зашептала Кейт. — Если он не пойдет в этот дом, они умрут с голоду. А если за ним следят, он туда не пойдет. Вот что он хочет нам сказать! «Женщины и дети голодают… Немедленно пересмотрите свое поведение».

Мне хотелось взять Вика Сакса прямо на месте. Но я знал, что мы ничего не можем с ним сделать. У нас нет никаких прав на арест. Никаких оснований.

— Алекс, смотри. — В голосе Кейт зазвенела тревога. Она протянула мне бинокль.

К Саксу подошла женщина. Я, прищурившись, смотрел сквозь стекла бинокля. Полуденное солнце плясало яркими зайчиками на стеклянных и металлических поверхностях домов Фрэнклин-стрит.

Женщина была стройная и привлекательная, но гораздо старше тех, что он обычно похищал. На ней была черная шелковая блузка, узкие черные кожаные брюки, черные туфли. В руке она держала портфель, набитый книгами и бумагами.

— Она не совсем в его вкусе, — сказал я Кейт. — Ей уже под сорок.

— Я знаю ее. Знаю, кто это, Алекс, — прошептала Кейт.

Я взглянул на нее.

— Кто же, Кейт? Говори, ради всего святого.

— Преподаватель кафедры английского языка. Сюзанна Уэлсли. Некоторые студенты называют ее Потаскухой Сью. Даже анекдоты про нее рассказывают, вроде того, что она может бросить свое белье о стену и оно прилипнет.

— То же самое можно и о докторе Саксе сказать. — Про него ходили слухи, будто он все общежитие перетрахал. Уже долгие годы за ним такое водилось, все это знали, но никаких административных мер не принималось. Опять «безупречные» преступления?

Он и мисс Сюзанна Уэлсли поцеловались у объявления о голодных. Поцелуй что надо, «французский», как говорится. Это я углядел вполне отчетливо с помощью бинокля. И горячие объятия, невзирая на общественное мнение.

Я снова подумал об объявлении. Может быть, это совпадение? Но я уже давно не верил в совпадения. А вдруг Сюзанна Уэлсли тоже имеет отношение к «дому» Сакса? Могут быть и другие причастные к нему. Не исключено, что существует какая-нибудь сексуальная секта. Я о таких слышал. Даже в нашей великой столице они имелись и процветали.

Пара беспечно направилась по многолюдной Фрэнклин-стрит. Не торопясь. Никаких признаков беспокойства. Они шли в нашем направлении. Затем остановились у касс «Варсити-Тиэтр». Держатся за руки. Очаровательная пара.

— Будь все проклято. Он знает, что за ним следят, — сказал я. — Что же за игру он ведет?

— Она смотрит в нашу сторону. Может быть, тоже в курсе. Эй, Сьюзан, что ты затеяла, дьяволица?

Они купили билеты, как все нормальные люди, и вошли в кинотеатр. Афиша гласила: «Роберто Бенини в роли Джонни Стеккино — блестящая комедия». Трудно представить, чтобы в подобной ситуации Сакс мог смотреть итальянскую комедию. Неужели у Казановы стальные нервы? Вероятно, так оно и есть. Тем более если это входит в его планы.

— Может быть, афиша тоже послание? Что она может нам говорить, Алекс?

— Например, что все это для него «блестящая комедия». Вполне возможно, — сказал я.

— Ему не откажешь в чувстве юмора. За это я могу ручаться.

Он мог хохотать над собственными гнусными шутками.

Из соседнего кафе-мороженого «Бен и Джерри» я позвонил Кайлу Крейгу и рассказал об объявлении насчет голодающих детей и женщин. Он согласился, что это может быть обращением к нам. С Казановой все возможно.

Когда я вышел из кафе, Сакс и Сюзанна Уэлсли были еще в кино, хохотали, вероятно, до упаду над блестящими шутками итальянского актера Роберто Бенини. Или Сакс смеялся над нами? «Женщины и дети голодают».

В половине третьего Сакс и доктор Уэлсли вышли из кинотеатра «Варсити» и пошли обратно на угол улиц Фрэнклина и Колумба. Полквартала они прошли минут за десять. Там они завернули в вечно переполненное кафе «У Спэнки» и пообедали, хоть и с опозданием.

— Какая прелесть. Юные любовники, — прошипела сквозь зубы Кейт. — Будь он проклят. И она будь проклята тоже. И Спэнки пусть будет проклят за то, что кормит их и поит.

Они сидели в кафе у окна. Намеренно? Держались за руки и поцеловались несколько раз. Любовник Казанова? Свидание за обедом с коллегой? Ни то ни другое пока не укладывалось в наше представление о нем.

В половине четвертого они вышли из кафе и прошли те же полквартала обратно до доски объявлений. Там снова поцеловались, но на этот раз несколько холоднее, и наконец расстались. Сакс отправился домой в Хоуп-Вэлли. Вик Сакс совершенно очевидно играл с нами. В свою особую игру и для собственного удовольствия. В «кошки-крысы».

Мы с Кейт решили попозже вечером поужинать в ресторане «Царевна-лягушка» в центре Дарема. Она сказала, что нам необходимо пару часов отдохнуть от дел. Что ж, она была права.

Кейт хотела заглянуть сначала домой и попросила меня заехать за ней часа через два. Я не был готов к встрече с такой Кейт, какая открыла мне дверь. Слишком она отличалась от привычной для меня в bas couture. ^[23] На ней была бежевая узкая полотняная юбка и цветастый блузон. Каштановые волосы зачесаны назад и перехвачены ярко-желтым шарфом.

— Мой воскресный выходной костюм, — объяснила она и заговорщически подмигнула. — Правда, да мое больничное жалованье по ресторанам не походишь. Разве что в дешевые забегаловки.

— У тебя намечено любовное свидание? — поддразнил я по привычке. Но честно говоря, сам не мог понять, кто кого дразнит.

Она небрежным жестом взяла меня под руку.

— Вполне возможно. Ты прекрасно выглядишь. Этакий лихой, самоуверенный повеса.

Я тоже на сегодняшний вечер отказался от своей обычной bas couture и решил казаться таким, как ей хотелось, — лихим и самоуверенным.

Дорога в даремский ресторан мне вспоминается с трудом, помню только, что мы болтали без умолку. Мы с Кейт всегда легко находили общий язык. Меню наше я тоже плохо запомнил, но харч был отменный, в сугубо континентальных традициях. Особенно хороша была утка по-московски и сливы и черника со взбитыми сливками.

Зато у меня до сих пор стоит перед глазами Кейт — она сидела, подперев подбородок рукой. Хоть портрет пиши. Помню, как во время ужина она сняла с головы желтый шарф, сказав при этом с улыбкой: