Книга Идеальное преступление, страница 41 – Иван Сербин

Атлет и коренастый недоуменно переглянулись, затем молодой засмеялся:

— Андрей Данилович, если бы мы могли позволить себе ездить на машинах такого класса, у нас бы заметно поубавилось проблем.

— Хорошо. — Андрей все еще не верил им. — На чем вы приехали?

— На «Жигулях», — чистосердечно развел руками молодой.

— На «семерке», — добавил мрачно коренастый.

— Где вы запарковались?

— За углом, — кивнул молодой. — Мы подумали, что не стоит привлекать внимание соседей.

— Пойдемте, я хочу посмотреть на вашу машину, — категорично потребовал Андрей, перехватывая поудобнее мешок с мусором. — Только спускайтесь первыми.

— Да ради бога.

Они дружно зашагали вниз по лестнице.

Зеленая «семерка» действительно оказалась припаркована за углом. Андрей с сомнением оглядел ее.

— Это ваша машина?

Атлет кивнул. Авто, явно не первой молодости, как-то плохо сочеталось с весьма дорогим костюмом.

— Показать документы? — спросил коренастый.

— Не надо. — Андрей только махнул рукой.

— Как скажете, — спокойно подвел черту под разговором атлет, вытянул руку из кармана и…

Андрей невольно отступил на шаг, автоматически опуская взгляд. Ничего там не было. Ни пистолета с глушителем, ни даже хиленького ножа. Парень просто держал руку открытой ладонью вверх.

— Что? — сдавленно спросил Андрей.

— Ключи, — пояснил молодой.

— Что?

— Ключи от квартиры дайте, пожалуйста. Вы же уходите, верно? Значит, нам придется запирать дверь. А как это сделать без ключа?

— Да, верно. Я об этом не подумал. — Андрей нервно улыбнулся. — Совсем из головы вылетело.

— Со всяким случается, — буркнул коренастый.

Похоже, его словарный запас ограничивался двумя десятками штампованных фраз.

Андрей достал связку, снял с кольца два ключа и протянул молодому.

— Пожалуйста.

— Спасибо, — кивнул тот, сжимая ключи в крепком кулаке.

— Андрей Данилович, а над вами кто проживает? — деловито поинтересовался коренастый.

— Над нами? Э-э-э… Анна Михайловна. Фамилию не помню. Пенсионерка.

— А этажом ниже?

Андрей наморщил лоб, но от волнения мысли разбежались, словно тараканы.

— Не помню, правда. Надо у Татьяны спросить.

— Спросим, — пообещал молодой. — Ключи кому вернуть? Вам? Жене? Тимофею Тимуровичу?

— Третьякову.

— Хорошо, — согласился атлет. — Нам все равно составлять отчет.

— Договорились, — улыбнулся молодой. — А теперь позвольте…

Он, словно потеряв к Андрею всякий интерес, зашагал к подъезду. Коренастый последовал за напарником, буркнув на прощание что-то невнятное. Андрей же вздохнул с облегчением. Неловко он себя чувствовал в их компании.

Андрей добрел до помойки, закинул мешок с мусором в контейнер и побрел к машине. На ходу достал из кармана телефон, набрал номер. Трубку снял сам Третьяков.

— Тимофей Тимурович? Это Скобцов.

— Слушаю вас, Андрей Данилович, — откликнулся ТриТэ. — Что-то случилось?

— Понимаете… Тут подъехали ваши люди.

— Та-ак, — протянул начальник службы безопасности. — И что же?

— Я хотел спросить… то есть… одним словом, как они выглядят?

— В каком смысле? — не понял ТриТэ.

— Ну, люди, которых вы послали, опишите их.

— Люди, люди. Люди как люди. Один помоложе, повыше. Подтянутый. Второй постарше. — Третьяков помедлил. — А что, что-то не так?

— Да нет. Все нормально. Просто хотел удостовериться.

— Удостоверились?

— Да, спасибо.

— Ну и отлично. Это все?

— Да, благодарю.

Андрей нажал «отбой». Значит, эти двое — сотрудники банковской службы безопасности. Как же тогда объяснить их поведение на трассе сегодня утром? И таинственный «Сааб»? А может, они тоже узнали его и им стало неловко? Решили сделать вид, будто никакой аварии не было? Возможно и такое.

Андрей достал из кармана ключи от машины, шагнул со старенького, покрытого трещинами асфальта на влажный, преющий ковер желтой листвы. Уже подходя к машине, почувствовал взгляд. Аж кожа на затылке сморщилась, и волосы зашевелились. Он старательно уговаривал себя не оборачиваться. Ни с того ни с сего ему стало страшно. На ум пришло сравнение с гоголевским Хомой. Нельзя смотреть, твердил он себе, нажимая кнопку сигнализации на брелке и слушая громкий писк. Неведомый Вий ждал ответного взгляда. Сейчас литературное чудовище приняло вполне человеческий облик. Облик молодого атлета и его коренастого приятеля. «Поднимите мне веки!» Чужой взгляд жег затылок. Ключ от замка зажигания. Не оборачиваться! Андрей нашел ключ, сжал его в пальцах. Открыл дверцу, чуть наклонился вперед и быстро взглянул через плечо. В окне кухни маячила фигура коренастого. Тот стоял, опершись руками о подоконник, и задумчиво смотрел вслед Андрею. Странный это был взгляд. Долгий, пристальный. Так смотрит кот на бьющуюся раненую птицу.

Андрей забрался в салон, положил визитку и сотовый на соседнее сиденье, запустил двигатель и нажал на газ.

24 Октября. Ночь. Волин

Бах! — хлопнула дверца машины. От резкого, неприятного звука Волин вздрогнул и… проснулся. Он задремал за чтением и едва не выронил дело. Закрыв папку, зевнул широко, с душой, поморгал, отгоняя сонливость. Нет, спать-то все равно пора уже, просто не хотелось бы рухнуть физиономией в стол. Волин отложил дело, потянулся, хрустя суставами. На чем он там остановился? Ах да. Тимофей Тимурович Третьяков прислал к Скобцову двоих сотрудников на предмет осмотра квартиры. Кстати, если уж говорить о странностях, то неизвестно еще, кто вел себя более странно. Эти двое — атлет с коренастым — или сам Скобцов. Кругом мерещатся враги, окружающие сплошь желают причинить зло. Да и авария на шоссе. Не было ведь никакой аварии. Не было. Была авария на Никитской. Выходит, Скобцов врет? А почему бы и нет? Ему ведь неизвестно о показаниях детектива? Он-то думает, что единственный человек, который мог подтвердить или опровергнуть эти показания, — Светлана Вихрева, — мертв. Стало быть, вопрос о правдивости показаний Скобцова повисает в воздухе.

Или он настоящий сумасшедший? Кто знает, какие «контакты» могло «замкнуть» в голове у этого парня? Возможно, Скобцов увидел сотрудников, присланных Третьяковым, а искалеченное воображение мгновенно подсунуло ему ложные воспоминания. Не может быть? Еще как может. Черт. Вот задачка-то. Разбирайся теперь.

Волин зевнул еще раз, покосился на кружку с кофе, решая: не допить ли. Нет, пожалуй, не станет он допивать. А то ведь потом ворочаться будет полночи.